Прения сторон - [8]

Сходство еще больше усилилось, когда смена спустилась в котловину и каждый уверенно занял свое место. Для них эти траншеи и блиндажи были улицами и домами большого города, но Ильин чувствовал себя здесь чужим.

Он быстро устал. И не от пройденных километров, ходок он был отличный, а от тех душевных усилий, которые затрачивал, чтобы восхищаться тем, чего не понимал. Барсуков терпеливо рассказывал, что когда-то город был четко разграничен на цитадель, пригородное поселение и шахристан. Вот улица, где работали ремесленники, вот дом знатного вельможи, некрополь, а это храм, где находилось главное святилище. Но Ильин привык к музеям, где все уже отобрано и истолковано, и там, где Барсуков и Лара видели живой город, людные улицы и площади, он видел только мертвую глину.

— Вам скучно? — спросила Лара.

— Что вы, что вы, все так интересно!

Но она недоверчиво покачала головой.

Прошли еще сто метров, и Барсуков рассказал, что вот на этом месте когда-то нашли первую монету. Теперь их раскопали четыре тысячи. Четыре тысячи! Можете вы это себе представить? Целых два мешка! А здесь Джаббаров обнаружил стену, покрытую живописью. Первая фреска! Но керамики меньше, чем ожидали, зато много дерева, великолепнейшая резьба!

— Мне жаль, что все уходит отсюда, — сказала Лара, и Ильину показалось, что она обращается только к нему.

Но Барсуков услышал и запротестовал:

— Мы должны быть благодарны нашим замечательным хранилищам, и в первую очередь Эрмитажу! Только реставрационная работа на таком высоком уровне позволила создать музейную экспозицию, которой теперь все могут восхищаться.

— Микобар всегда прав, — сказала Лара. — Всегда и во всем. Но будь я царь, я бы снова все собрала из всех хранилищ и каждую вещь привезла обратно на свое место. И трон правителя, и фрески…

— Но это, по-видимому, невозможно сделать, — осторожно вмешался Ильин. — Условия открытого места… Я читал о страшных ливнях и песчаных бурях, а зимой, кажется, бывают и снегопады…

— Так сделать купол из какого-нибудь сверхпрозрачного материала! Кстати, местное согдийское стекло еще и в те далекие времена славилось в Древнем Риме. Хотите посмотреть живую фреску? Наверное, и ее в этом сезоне снимут…

— Позволь, Лара, — возразил Барсуков, — мы еще не дошли до цитадели, а именно она…

— Успеется! В крайнем случае проживет без цитадели.

Барсуков развел руками и улыбнулся Ильину:

— Уж если Лара что задумала…

На золотом фоне синяя лошадь, на ней синий всадник сражается с каким-то чудовищем. Кажется, он уже проткнул его копьем.

— Я уверена, что это лев, — говорила Лара. — Следите за рисунком… Краски испорчены временем, но посмотрите, видите хвост? Теперь так подстригают пуделей, но это львиный хвост. Какие это были изумительные рисовальщики! И подумать только, что после нашествия арабов на сотни лет было покончено с изображением всего живого. Ислам запретил.

Все-таки Барсуков настоял на своем, и они осмотрели цитадель. Крепость стояла на обрывистом берегу, а на другом, пологом, был виден современный город и чуть подальше — холмистые горы. И трудно было поверить, что это отроги могучих хребтов, что там, вдали, снеговые вершины, каменный хаос, поднебесье.

— Вы что-нибудь слышали о Митре? — спросила Лара.

— Кажется, какая-то богиня?

— Вот именно. Богиня первых солнечных лучей, культ, распространенный в древнем Согде. Сюда приходили встречать восход солнца. Придем сюда завтра на рассвете?

— Но я условился с Азимовым…

— Обещаю вам, что в девять вы уже будете завтракать с ним.

— А как же Галка? — спросил Барсуков.

— О господи, всем известно, что я плохая мать. Я — кукушка, и моим друзьям приходится нянчиться с бедным подкидышем.

Вечер был коротким. Быстро выпили чай, потом пришел художник, показывал зарисовки новой фрески, спорили — может быть, все-таки не лев, а демон или даже несколько демонов. Но лев — тоже сюжетец вроде бы характерный. Ненадолго зашел начальник экспедиции — все тот же потрепанный пиджачок и шлепанцы, — но, ничего не сказав, снова ушел к себе. И все время — и пока пили чай, и пока рассматривали рисунки, и пока молчали вместе с начальником экспедиции — Ильин чувствовал близость Лары.

Постелили ему на веранде. Было темно и звездно. Только в одной комнате горело электричество, и Ильину в окно был виден небольшой канцелярский столик, этажерка с альбомами и профиль Джаббарова, листавшего журнал с яркими фотографиями.

— Вам мешает свет? — спросил Джаббаров.

— Ну что вы. Просто слишком тихо. Я привык засыпать, когда за окном все грохочет.

— В молодости я засыпал сразу и в любой обстановке.

— Но моя молодость тоже уже прошла, — сказал Ильин.

— Сколько вам?

— Сорок три…

— Да, уже немало. Но все-таки это прекрасный возраст. В этом возрасте у меня родился внук. И как раз в это время я начал здесь. Двадцать семь лет прошло. У моего внука уже своя семья.. Ну, спокойной ночи.

Свет в окне погас, на минуту стало так темно, как будто все провалилось, но потом и сад, и террасу осветила луна. Стало еще тише. Ильин чувствовал, что старик не спит, хотелось поговорить с ним. О чем — он и сам не знал. Да, конечно, в сорок три уже можно кое-что подытожить. Что же это получается? Значит, когда старик начинал здесь, он, Ильин, поступал в университет. А что будет со мной еще через двадцать семь лет? В древние времена верили гороскопам и, кажется, ни одного дела не начинали, не спросив звезду. Ну, вот, надо мной небо, полное звезд. Спросить их?! Но о чем? Выиграю ли я в понедельник дело в арбитраже? Но на это можно ответить и без звезд. А загадывать на двадцать семь лет вперед, — такое даже самые могущественные владыки не требовали от своих звездочетов.