Прения сторон - [7]

На том и закрылся дискуссионный клуб, а вопрос о взглядах студента Ильина Е. Н. стал предметом широкого обсуждения. Дело было серьезным, и не повернись эпоха так, как она повернулась, не быть бы Ильину тем, кем он стал. Но повезло: как раз перед оргвыводами было спущено решение: клуб открыть, фанеры и бархата не жалеть. Неудивительно. С того дня, как Ильин погорел, прошел не просто один семестр и одно лето. И снова шуруют ребята: «Женька, наша взяла, открываем! Тебе, как пострадавшему, первое слово!»

Но не пришел. Ни на открытие, ни на первое заседание, ни на второе: «Диплом, да и государственные на носу».

И в самом деле, дни были решающими, когда же и готовиться к государственным, как не сейчас… И все-таки, и все-таки один вечерок, конечно бы, нашелся. Так, по старой памяти, заглянуть, пусть не вылезать самому, а только послушать… Но дальше он не решался теребить прошлое. Все давно зажило, да и сама жизнь пошла совсем по другому руслу, и теперь если он что и вспоминал, то шутливо, с легкой иронией, вот так вот, как сегодня в столовой самообслуживания, что-нибудь о Малюте и Грозном.

Ильин уснул поздно, спал плохо, всю ночь ему снился понедельник, который во сне был живым существом, наваливался, давил, требовал ответа, стучал в дверь, и все сильней и сильней…

Проснулся и услышал стук в дверь и Ларин голос:

— Опаздываем!

Он вскочил. Бог ты мой, свет, весна, тепло, воздух. Но надо было позвонить Азимову. Он набрал номер и решил не петлять:

— Есть возможность съездить на раскопки. До завтра, добро?

И бриться не стал. И вместо завтрака — стакан холодной воды, спустился в холл и так обрадовался, увидев белую блузку, словно всю жизнь ждал ее.

На рейсовый автобус они все-таки опоздали. Выручил попутный грузовик, но кабина была занята, пришлось забираться в кузов. Машина взяла с ходу, они весело обнялись, и Ильин почувствовал, как Лара доверчиво прижалась к нему.

Поселочек как поселочек: кино, сельпо, агростанция, школа, книжный киоск; батюшки мои, письма Ван-Гога — в Москве днем с огнем не найдешь…

Ильин выскочил из машины, хотел открыть борт, но нет, не надо, и Лара легкой ношей повисла у него на руках.

База экспедиции, или, лучше сказать, штаб. Два больших финских домика с широкими верандами. На одной — столы, табуретки — «столовая», на другой — раскладушки, матрацы, одеяла — «спальня», для любителей спать на воздухе. Возделанный сад — орех, груша, каштан… Как-то он иначе все это себе представлял.

— Есть кто живой? — весело крикнула Лара.

Молодой человек в темных очках, небольшая русая бородка, наверное, только начал отращивать, поверх рубашки грубый шерстяной свитер.

— Знакомьтесь. Михаил Константинович Барсуков, более известный в экспедиции как Микобар. А это известный московский юрист, приехавший к нам в городишко инкогнито и пожелавший ознакомиться с бытом и нравами государства Согд.

— Профессор тяжелой и легкой атлетики, скрывающийся под золотой маской, — подхватил Ильин.

— Лара шутит, значит, она в хорошем настроении, — мягко сказал Барсуков.

«Он ее любит…» — неожиданно подумал Ильин.

— Ты почему в свитере? Жарко!

— Простыл. Встали — шести не было. Мы теперь работаем по три часа, потом отдых, и снова в поле. Приказ Джаббарова. Так что́ вас интересует в древнем Согде? — спросил он Ильина. — Искусство, быт, военное дело?

— Да все подряд. Все, о чем можно рассказать по приезде. У нас всем интересуются. Ах, Кижи, ах, русский Север, ах, без единого гвоздика. Потом пошла мода на гуцулов. Ах, шляпы, ах, дерево… Согд — это керамика или бронза?

— Ну, вы это зря… — сказал Барсуков. — В Москве отлично известно…

Лара не дала ему закончить:

— Ради бога, ничего такого-этакого о Москве. Для Микобара это город городов!

Ильин засмеялся:

— Да я и сам люблю Москву. Я и родился в стольном граде, и проживаю в нем безвыездно. А остальное — в порядке самокритики…

— Да, конечно, конечно, — сказал Барсуков. — Лично я всем обязан Москве. И в первую очередь…

— Назначением на должность младшего научного сотрудника в экспедицию, которую возглавляет знаменитый Джаббаров.

«За что она его так? — подумал Ильин. — За то, что он ее любит? Черт его знает, как все устроено несправедливо».

Ильин скоро понял, что Лара здесь свой человек. И вся атмосфера вокруг нее была дружески-шутливая. Пустили в ход легенду о знатном иностранце, которого привезла Лара, громко и со значением говорили, что «этот человек разнюхивает нефть…», сообщали под страшным секретом, что запасов горючего здесь хватит на двести лет. К Ильину обращались только по-английски, расспрашивали, где помещается его офис. Сити? Уолл-стрит? Вход со двора, два звонка коротких, один длинный?

Внезапно спектакль оборвался.

— Начальник экспедиции, — шепнула Лара.

Первое впечатление Ильина — старость. Шаркающая походка, стоптанные шлепанцы, какой-то сонный взгляд, вялое пожатие; да, пожалуйста, если товарища интересует наша работа… да, пожалуйста, вместе со сменой.

От штаба экспедиции до раскопок было меньше двух километров, но ехали на машине. Снова мелькнул магазин, пирамиды шпрот и сгущенки, баскетбольные корзинки на школьной площадке, Смоктуновский в котелке, небольшой подъем, заправочная станция. Потом пешком поднялись на вершину рыхлого песчаного холма. Внизу, в большой котловине, лежал раскопанный город. Отсюда он выглядел так, как выглядит фронт, снятый в кино: густая сеть траншей и земляные бугры до самого горизонта.