Прелюдия 11 - [24]

Но рядом дорога, только что мимо промчалась машина, она мелькнула сквозь листья, как ярко горящая стрела, за ней тянулся хвост пыли. А слева уже виделся Росалес, вон церковная башня. Дорога, деревня, все это — другие люди, а значит, опасность... Вернулся из разведки Родригес, доложил:

— Там крестьянин с женой, больше никого.

— Пошли, — сказал Фигерас. — Пити и Рико наблюдают за дорогой, Мигель прикроет нам спину, но чтобы оружия никто не видел. — Обратившись к Мак-Лешу, добавил: — Вы остаетесь стеречь наш груз.

А сам в сопровождении Родригеса направился к подворью.

Мигель следил за обоими с замирающим сердцем. Унизительно идти в своей стране к людям, испытывая такой страх, а ведь в помощи этих людей они нуждаются. Серхио все делает верно, ему можно довериться. Они дошли уже до колодца, остановились у небольшой яблоньки. Захрюкала свинья. Все подворье трудно держать в поле зрения, оно состояло из деревянного жилого дома, покрашенного розовой и светло-голубой краской, нескольких хозяйственных построек, стоящих на сваях хранилищ для кукурузы и маланги и хлевов. Электропроводки не видно, но в этой местности хозяин наверняка принадлежит к числу зажи-точных.

— Ты знаешь, как его зовут? — спросил Фигерас. Ответа Мигель не разобрал. И в ту же секунду услышал за своей спи-ной детские голоса. По редким рядам банановой плантации к ним приближались мальчишки, пятеро или шестеро, они, ко-нечно, заметили Мак-Леша... Он тут же повернулся и пошел к капитану, чтобы оградить его от их вопросов, но было уже поздно: они обступили капитана, прыгали вокруг и теребили: «А что ты тут делаешь? Ты из Сьенфуэгоса? Куда идешь? А что у тебя там?» Они указывали на мешки, один негритенок начал их ощупывать, а другой предложил плоды манго: «Хорошо утоляет жажду, сеньор, и всего пять сентаво!»

Мак-Леш не сплоховал, он взял плоды и без всяких слов протянул им кубинские сигареты. Мигель дал мальчуганам прикурить :

— А теперь проваливайте, и чтобы я вас больше не видел.

Сказав это, он снова испытал унижение: притворяться и кривить душой перед детьми особенно стыдно. Но дело сделано. Мальчишки гордо попыхивали сигаретами. Они ушли в сторону деревни, хихикая и болтая о чем-то своем.

— Спасибо, Мигель, — сказал капитан.

— Теперь вам будет трудно, капитан.

— Меня интересует одно: что они расскажут дома?

Мигель пожал плечами, ему стало даже немножко жаль янки. Ну что особенного они могут рассказать? Потные и грязные, они в своих перепачканных ссохшейся глиной сапогах, пятнистых куртках и измятых соломенных шляпах выглядели как сезонники. Сам Мак-Леш еще в Сан-Амбросио придавал большое значение соответствующей экипировке, да и заплечные мешки отнюдь нельзя назвать новыми. Естественно, дети склонны преувеличивать, а увидеть здесь незнакомцев — конечно, событие. Надо сообщить Фигерасу.

Когда Мигель добежал до подворья, он увидел Фигераса опирающимся на насос, а Родригес поймал черного поросенка, удравшего от хозяйки, и протянул дергающееся животное ей: так будет легче завоевать доверие.

— Спасибо, сеньор, — поблагодарила женщина, не успев еще взять поросенка, непонимающе уставившись на Родригеса широко открытыми глазами. Тем временем из задней веранды появился хозяин, и Фигерас крикнул ему:

— Буэнос диас!

— Буэнос... — ответил тот.

Мигель понимал, что он не должен мешать разговору. От этой встречи зависело очень много, и первая минута определит ее тональность.

— Мы хотим в горы, сеньор, — сказал Фигерас. — Но у нас кончилось продовольствие. Не могли бы вы нам продать?..

Крестьянин молчал, он стоял как-то скособочившись, наклонив голову, словно прислушиваясь, и только перебирал пальцами. У него были длинные руки и тонкая, птичья шея. Ясно, он понял, кто перед ним, но не подавал виду.

— Ну, садитесь, — пробормотал он наконец. — Вы мои гости.

И, повернувшись к жене, все еще державшей в руках поросенка и не сводящей глаз с Родригеса, сказал:

— Пошли, Аурора, уложим что-нибудь для них!

Фигерас и Родригес отправились на веранду, а супруги исчезли в доме. Похоже, все идет как по писаному.

Сквозь дощатую стену слышались голоса:

— ...а если узнают, у нас и так самое большое хозяйство... люди тебе завидуют, у нас все отнимут...

— Тише, разве ты не видишь, что они затевают? — это крестьянин. Кто-то из них сдвинул с места стул, потом снова голос женщины:

— Ты не узнал длинного, сына Родригеса?

— Он хочет получить обратно свою землю.

— А тебе что за дело? Что этот латифундист хоть раз в жизни для тебя сделал? Прошу тебя, не встревай!

Мигель выбрался из-за куста, заглянул в прорези жалюзи. Виден был один крестьянин, он стоял на табурете и отрезал кусок сушеного мяса от одной из туш, подвешенных к стропилам, ворча:

— Скоро все переменится, тогда они снова возьмут верх.

Он повернулся, чтобы сойти с табурета, и Мигель отпрянул от окна — нельзя их пугать. И разговор достаточно много дал ему понять. Эти двое их не предадут, они помогут им, пусть и без всякого желания, и впредь, если ничем особенно не будут рисковать. Здесь, на ничейной земле, друзей себе выбирать не приходится.

Он услышал сбоку шорох, оглянулся и увидел нечто странное, неожиданное: двое мужчин шли, пригнувшись, по банановой плантации, а вел их мальчишка — примерно туда, где сидел Мак-Леш. Они держали карабины наизготовку, и с каждым шагом, сами того не зная, отрезали капитана от группы. Один из них был приземистый мулат в голубой рубахе и брюках цвета хаки, другой — высокий и худой, в светло-зеленой форме войск Кастро, сквозь банановые листья Мигель различал его профиль: молодое лицо, красивое и невинное... Невообразимо! Он схватил карабин, не зная еще, что делать. В ушах слышалось какое-то гудение. Они повернулись к нему спиной — почему? Если это враги, они должны были явиться с другой стороны, и он стрелял бы. Он не мог вот так просто взять и подстрелить их, хотя знал, что они вот-вот наткнутся на Мак-Леша, которого они окончательно от них отрезали. Столкновение неотвратимо, отчего он медлит?