Прелюдии и фантазии - [7]

Шрифт
Интервал

Но доктор, сама понимаешь, ничуть не удивился, и даже обрадовался, что у человека этого — живот, а не бог весть что. Так и сказал: мол, уважаемый посетитель, поздравляю, у вас — прекрасный живот. Если бы у моей жены был такой живот, ей бы цены не было!

Посетитель сразу заинтересовался: а что это, спрашивает, с животом вашей жены? Что с ним такое?

Доктор ему и рассказывает: вы только не смейтесь, всё дело в том, что у моей жены вместо живота — телевизор. И всё, что она съедает или выпивает, немедленно становится рекламой. Съедает пончик, и тут же можно посмотреть рекламу теста или муки. Или повидла. А если повезёт — каких-нибудь импортных сковородок или промышленных печей. Пьёт воду, и на экране немедленно появляется реклама туристических поездок на Багамы. Или документальные съёмки, где молодые люди катаются на водных лыжах.

Какой замечательный живот! — закричал человек, у которого раньше был аквариум вместо живота, а теперь аквариума не стало. — Какой полезный во всех отношениях живот! Мне бы такой живот!

Это вы сейчас так говорите, — ответил на это доктор, — а если бы вас будили по утрам песней «Пейте, дети, молоко!», вы бы совсем по-другому заговорили! Я давно уже пытаюсь вылечить несчастную или хотя бы облегчить её страдания, но за все эти годы научился только регулировать громкость звука. Жену мою больше не высаживают из трамвая и не арестовывают за нарушение общественного порядка, она свободно ходит по улицам и даже заходит в магазин и на почту, но ей приходится постоянно таскать с собой пульт дистанционного управления.

Услышав эту историю, человек с аквариумом (который, как ты уже поняла, остался без аквариума) отправился домой, и пришлось ему научиться жить с обыкновенным животом — таким же точно, как у тебя и других деток, таким же, как у всех дядь и тёть, дедушек и бабушек. Таким же, как у премьер-министра нашей страны и его министров. Таким же, как у Майкла Джексона и Диего Марадон-ны. Таким же, какой был у Фараона, у Мойсея и всех тех, кто вышел с ним из пустыни.

Ты права, это и в самом деле УЖАСНО ПЕЧАЛЬНАЯ СКАЗКА, но другой у меня нет. Если хорошенько подумать, можно и тут найти положительные моменты. Например: доктору удалось научиться регулировать громкость. Это ведь почти ПОЗИТИВНО, не правда ли? Ну… по крайней мере — это НЕ ОЧЕНЬ УЖАСНО.

Ну вот.

И потом — человек, который лишился аквариума. он ведь не лишился его НАСОВСЕМ. Я и не говорил, что НАСОВСЕМ… Может быть, проснётся однажды — лет через пять. или семь. подойдёт к зеркалу — так, на всякий случай проверить. просто посмотреть — и тут вдруг… я, конечно, не могу обещать, но — знаешь — чего не бывает в этой жизни, чего только не случается.

Толстое и тонкое

Я утончаюсь, — пожаловалось Тонкое. — Меня уже почти не видно. Ещё пара ковшей времени, и я совершенно исчезну.

— Мне бы ваши заботы, — вздохнуло Толстое. — А впрочем… подвиньтесь, я расскажу вам о том, что значит вовремя, с надлежащим вкусом и разумением, исчезнуть.

И оно аккуратно, насколько позволил вес, присело на краешек — чтобы ненароком не спихнуть собеседника с насиженного местечка.

— Начнём с того, что исчезают по крайней мере шестьюдесятью различными способами, — сообщило Толстое, — из них мне достоверно известно восемь. Внемлете?

— Внемлю, — пискнуло Тонкое голосом ещё более тонким, чем прежде. Оно и в самом деле убавлялось в размерах — прямо на глазах. Толстое подозрительно прищурилось и поспешило продолжить:

— Впервые это произошло со мной во время войны Алой и Белой Роз. Я очутилось на поле боя, войска стремительно сближались: справа — конные рыцари в длинных белых плащах поверх дребезжащей бойцовской утвари, достойные витязи, всяк при бороде и роскошном арабском скакуне, титулованные особы, огнеглазые, гневные мстители.

— Да уж, — вздохнуло Тонкое тихонько, почти неслышно, вздрогнув от налетевшего ветерка, мучительно завибрировало. Толстое мягким движением уладило амплитуду его колебаний и со-жмурилось, припоминая:

— слева — копейщики с алыми плюмажами на шлемах, все как один — юные красавцы, белокурые, статные, нецелованные отроки, одержимые безумием назревающей брани.

— Таю, — всхлипнуло Тонкое, тая.

— Погодите! Что вы.

Толстое с раздражением огляделось по сторонам.

Собеседника видно не было. Напрягая зрение, Толстое с трудом отыскало в воздухе полупрозрачную нить и осторожно, стараясь не повредить, намотало на короткую спичку.

Продев спичку в петлицу на старинный манер, оно продолжило рассказ об исчезновении.

Время близилось к полудню.

Из-за горизонта медленно прибывало диковинной формы облако.

Недоразумение

Жил-был банковский автомат. Деньги выдавал. Но это — смотря кому. Некоторым — не выдавал. Такая у него работа была — одним давать, другим — нет. И списочек — пофамильно. К нему и фотографии приложены, чтобы не ошибиться. Смотрит — ага, Иванов. Лысый? Лысый. Мордатый? Он. Сколько просит? Пять тысяч? Офу-ел Иванов. Не давать. Ну три!!! Две с половиной дайте! — стонет Иванов. Две с половиной дали. Следующий.

Так — весь день, день за днём, каждый божий день — ни тебе перерыва, ни отпуска — день и ночь. Ночь и день.


Еще от автора Дмитрий Дейч
Зима в Тель-Авиве

Мастер малой прозы? Поэт? Автор притч? Похоже, Дмитрий Дейч - необычный сказочник, возводящий конструкции волшебного в масштабе абзаца, страницы, текста. Новая книга Дмитрия Дейча создает миф, урбанистический и библейский одновременно. Миф о Тель-Авиве, в котором тоже бывает зима.


Преимущество Гриффита

Родословная героя корнями уходит в мир шаманских преданий Южной Америки и Китая, при этом внимательный читатель без труда обнаружит фамильное сходство Гриффита с Лукасом Кортасара, Крабом Шевийяра или Паломаром Кальвино. Интонация вызывает в памяти искрометные диалоги Беккета или язык безумных даосов и чань-буддистов. Само по себе обращение к жанру короткой плотной прозы, которую, если бы не мощный поэтический заряд, можно было бы назвать собранием анекдотов, указывает на знакомство автора с традицией европейского минимализма, представленной сегодня в России переводами Франсиса Понжа, Жан-Мари Сиданера и Жан-Филлипа Туссена.Перевернув страницу, читатель поворачивает заново стеклышко калейдоскопа: миры этой книги неповторимы и бесконечно разнообразны.


Игрушки

Самая нежная и загадочная книга Дмитрия Дейча, где Чебурашка выходит из телевизора, чтобы сыграть в подкидного дурака, пластмассовые индейцы выполняют шаманские ритуалы, дедушкин нос превращается в компас, а узоры на обоях становятся картой Мироздания.


Пять имен. Часть 2

Все, наверное, в детстве так играли: бьешь ладошкой мяч, он отскакивает от земли, а ты снова бьешь, и снова, и снова, и приговариваешь речитативом: "Я знаю пять имен мальчиков: Дима — раз, Саша — два, Алеша — три, Феликс — четыре, Вова — пять!" Если собьешься, не вспомнишь вовремя нужное имя, выбываешь из игры. Впрочем, если по мячу не попадешь, тоже выбываешь. И вот вам пять имен (и фамилий), которые совершенно необходимо знать всякому читателю, кто не хочет стоять в стороне сейчас, когда игра в самом разгаре, аж дух захватывает.


Имена ангелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Записки о пробуждении бодрствующих

Корни цветов ума уходят глубоко — туда, где тьма настолько темна, что Свет Вышний кажется тенью. Там ожидают своего часа семена сновидений, и каждое вызревает и раскрывается в свой черед, чтобы явить в мир свою собственную букву, которая — скорее звук, чем знак. Спящий же становится чем-то вроде музыкального инструмента — трубы или скрипки. И в той же степени, в какой скрипка или труба не помнят вчерашней музыки, люди не помнят своих снов.Сны сплетаются в пространствах, недоступных людям в часы бодрствования.


Рекомендуем почитать
Тысяча ночей и еще одна. Истории о женщинах в мужском мире

Эта книга – современный пересказ известной ливанской писательницей Ханан аль-Шейх одного из шедевров мировой литературы – сказок «Тысячи и одной ночи». Начинается все с того, что царю Шахрияру изменила жена. В припадке ярости он казнит ее и, разочаровавшись в женщинах, дает обет жениться каждый день на девственнице, а наутро отправлять ее на плаху. Его женой вызвалась стать дочь визиря Шахразада. Искусная рассказчица, она сумела заворожить царя своими историями, каждая из которых на рассвете оказывалась еще не законченной, так что Шахрияру приходилось все время откладывать ее казнь, чтобы узнать, что же случилось дальше.


Корабль и другие истории

В состав книги Натальи Галкиной «Корабль и другие истории» входят поэмы и эссе, — самые крупные поэтические формы и самые малые прозаические, которые Борис Никольский называл «повествованиями в историях». В поэме «Корабль» создан многоплановый литературный образ Петербурга, города, в котором слиты воедино мечта и действительность, парадные площади и тупики, дворцы и старые дворовые флигели; и «Корабль», и завершающая книгу поэма «Оккервиль» — несомненно «петербургские тексты». В собраниях «историй» «Клипы», «Подробности», «Ошибки рыб», «Музей города Мышкина», «Из записных книжек» соседствуют анекдоты, реалистические зарисовки, звучат ноты абсурда и фантасмагории.


Редкие девушки Крыма

Герои этой книги – старшеклассники одной из крымских школ на рубеже 80—90-х годов прошлого века. Они живут в закрытом военном городке, ещё сохраняющем остатки былой стабильности на краю охваченной переменами страны. Но шторм истории гремит всё ближе, брызги летят. Настанет день – и ребята уйдут в самостоятельный поход, их планы и мечты разобьются о жизнь, но память о них будет бесконечно долго вести за собой и придавать силы.На обложке – Татьяна Ильвес.Автор стихов – Виктория Лазарева.


Страна возможностей

«Страна возможностей» — это сборник историй о поисках работы и самого себя в мире взрослых людей. Рома Бордунов пишет о неловких собеседованиях, бессмысленных стажировках, работе грузчиком, официантом, Дедом Морозом, риелтором, и, наконец, о деньгах и счастье. Книга про взросление, голодное студенчество, работу в большом городе и про каждого, кто хотя бы раз задумывался, зачем все это нужно.


Змеиный король

Лучшие друзья Дилл, Лидия и Трэвис родились и выросли в американской глубинке. Сейчас, в выпускном классе, ребята стоят перед выбором: поступить в университет и уехать из провинции или найти работу и остаться дома? Для Лидии ответ очевиден. Яркая и целеустремленная, она ведет популярный фэшн-блог и мечтает поскорее окончить школу, чтобы вырваться из унылого городка. Для Дилла и Трэвиса все далеко не так просто. Слишком многое держит их в Форрествилле и слишком мало возможностей они видят впереди. Но так ли это на самом деле? И как не пожалеть о своем выборе?


Ошибка богов. Предостережение экспериментам с человеческим геномом

Эта книга – научно-популярное издание на самые интересные и глобальные темы – о возрасте и происхождении человеческой цивилизации. В ней сообщается о самом загадочном и непостижимом – о древнем посещении Земли инопланетянами и об удивительных генетических экспериментах, которые они здесь проводили. На основании многочисленных источников автор достаточно подробно описывает существенные отличия Небожителей от обычных земных людей и приводит возможные причины уничтожения людей Всемирным потопом.