Прелестные создания - [6]

Что касается меня, то мне потребовалась только находка золотистого аммонита, блестевшего на пляже между Лаймом и Чармутом, чтобы я уступила трепетному соблазну новых поисков. Я начала ходить на пляж все чаще и чаще, хотя в то время мало кто из женщин интересовался окаменелостями. Это считалось не женским делом — руки марать! Я не возражала. Не было никого на всем белом свете, кого я хотела бы впечатлить своей женственностью.

Конечно, поиски ископаемых — это не обычное удовольствие. На самом деле они, эти самые ископаемые, довольно непривлекательны, ибо являются останками живых существ. Если вы задумаетесь, то удивитесь, зачем вы держите в руках кусочек трупа. К тому же они принадлежат не этому миру, но прошлому, вообразить который нам очень трудно. Вот причина, по которой меня тянет к окаменелостям, но это также и причина того, что я предпочитаю собирать окаменевшую рыбу с ее поразительными узорами, образуемыми чешуйками и плавниками, ибо она напоминает ту самую рыбу, что мы едим каждую пятницу, и, таким образом, в какой-то мере представляется частью сегодняшнего дня.

Именно окаменелости впервые заставили меня познакомиться с Мэри Эннинг и ее семьей. Едва успев собрать пригоршню образцов, я решила, что мне нужен застекленный шкаф, в котором я могла бы их должным образом выставить. Среди сестер Филпот я всегда отвечала за порядок: именно я распределяла по вазам цветы Луизы или расставляла на полках фарфор, привезенный Маргарет из Лондона. Желание навести порядок в своей коллекции привело меня в подвальную мастерскую Ричарда Эннинга на площади Кокмойл-сквер в самой нижней части города. Площадь — слишком громкое слово для этого крошечного пространства размером примерно с гостиную в загородном доме. Обрамление Кокмойл-сквер, хотя она и находилась прямо за углом от главной площади города, где прогуливалась приличная публика, составляли ветхие дома, в которых жили и работали ремесленники. На одном из ее углов располагалась крошечная городская тюрьма, перед фасадом которой сидели осужденные узники в колодках.

Даже если бы Ричарда Эннинга не рекомендовали мне как умелого мебельщика, я все равно в скором времени пришла бы туда, хотя бы только для того, чтобы сравнить свои окаменелости с теми, что лежали на столе у дверей его мастерской, за которым стояла юная Мэри Эннинг. Это была высокая и худая девочка с крепкими руками и ногами, свидетельствовавшими о том, что она больше привыкла работать, чем играть с куколками. У нее было простоватое плоское лицо, которое делали интересным смелые карие глаза, похожие на только что вынутую из воды гальку. Когда я приблизилась, она перебирала корзину с находками, вытаскивая аммониты и бросая их в разные чаши, словно играя в какую-то игру. Даже в этом раннем возрасте она способна была различить разные типы аммонитов, сравнивая шовные линии вокруг их спиральных тел. Она оторвалась от своей сортировки, взглянув на меня с воодушевлением и любопытством.

— Желаете купить антики, мэм? У нас здесь имеются очень хорошие. Смотрите, красивая морская лилия, всего за пять шиллингов. — Она протянула мне прекрасный криноид, чьи лепестки действительно раскидывались, как у лилии.

Я не люблю лилий: их сладкий запах представляется мне слишком усыпляющим; я предпочитаю более острые запахи и всегда велю Бесси сушить мои простыни на розмариновом кусте в саду коттеджа Морли, меж тем как простыни моих сестер она развешивает над лавандой.

— Вам она нравится, мэм… мисс? — настаивала Мэри.

Я вздрогнула. Так ли уж очевидным было, что я не замужем? Конечно да. Прежде всего, со мной не было мужа, присматривающего за мной и меня ублажающего. Но в замужних женщинах я замечала и что-то еще: в них сквозила непробиваемая уверенность относительно своего будущего. Замужние женщины закованы в собственную броню, как рыцарь в доспехи, в то время как старые девы вроде меня лишены формы и зачастую непредсказуемы.

Я похлопала рукой по своей корзинке:

— Спасибо, у меня имеются собственные окаменелости. Я пришла, чтобы повидаться с твоим отцом. Он там?

Мэри кивнула в сторону ступенек, которые вели вниз к открытой двери. Пригнувшись, я вошла в тусклое, грязное помещение, загроможденное досками, с полом, покрытым стружкой и скрипучей каменной пылью. Там так сильно пахло лаком, что я едва не решила вернуться, но не смогла, потому что Ричард Эннинг уставился на меня и его острый, правильной формы нос пригвоздил меня к месту, словно дротик. Мне никогда не нравились люди с острыми носами: в их присутствии я чувствую себя скованной.

Это был подвижный мужчина среднего роста, с темными блестящими волосами и сильной челюстью. Глаза у него были иссиня-черного цвета. Меня всегда беспокоило, до чего он был красив, учитывая его резкую, задиристую природу и порой грубое обхождение. Он не передал своей красоты дочери, которая могла бы найти ей лучшее применение.

Он восседал над маленьким шкафом со стеклянными дверцами, держа в руке кисть, покрытую лаком. Я невзлюбила его с самого начала, потому что он даже не предложил мне присесть и лишь мельком глянул на мои образцы, когда я описывала, какой шкаф мне требуется.