Прелестная лгунья - [32]

– Эдмунд, осторожнее! – крикнул отец. – Он вообще ничего не боится, – произнес Ричард, повернувшись к своей спутнице. – Полгода назад свалился с дерева в кусты шиповника и выбрался оттуда, весело смеясь. Вообще-то, наверное, это нормально, – добавил он, обращаясь скорее к себе самому, чем к Эванжелине.

Но девушка отвернулась, рассматривая окружавшие бухту крутые утесы. Казалось, она полностью поглощена созерцанием природы. Ричард слегка потряс ее за плечо.

– Здесь очень красиво, не правда ли?

"Нет! – хотелось ей крикнуть во всю мочь. – Нет, здесь ужасно! Вообще все ужасно!” У нее не было выбора. Он пустил ее в свой дом, собирался доверить ей сына, подарить одежду, а она.., она предаст его.

Эванжелина опустила глаза на увязающие в песке ноги. Ей хотелось выть. Но она не должна была показывать ему, что изучает окрестности.

– Да, разумеется, – поспешила согласиться девушка. – Запах моря просто голову кружит. Мне так нравится слушать шум прибоя. Он никогда не утихает, подумать только! На земле все могут умереть, а волны все будут биться и биться о берег, и им не будет дела до того, что никто их не слышит.

– Тебя, случайно, не эльфы подкинули родителям взамен украденной дочери? – улыбнулся Ричард.

– Не думаю. Папа всегда говорил, что я вылитая мама в молодости. Правда, теперь я стала больше походить на него.

– Нет, ты не правильно меня поняла. Твой дядя и кузина Марисса всегда ненавидели море. Марисса даже ни разу не спускалась сюда, уверяя меня, что от морского бриза у нее мурашки бегут по коже и тут слишком холодно. От шума прибоя у нее болела голова, а от брызг ее волосы завивались в упругие пружинки, которые горничная никак не могла расчесать.

– Ваша светлость, вообще-то дядя может не любить море, потому что в детстве едва не утонул. Не исключено, что его страх передался Мариссе. Впрочем, я не могу судить наверняка. Но почему же вы поселились именно здесь, если Марисса так не любила море? – спросила Эванжелина. – Разве у вас нет других особняков?

Девушка понимала, что сболтнула лишнее, но слова сами слетели с ее языка. Она ждала. Выражение лица герцога не изменилось: приложив козырьком руку к глазам, он продолжал смотреть на сына, суетившегося в своей маленькой шлюпке.

– Мои родители считали, что Чеслей-Касл – очень романтичное место. Как раз для молодоженов. Они даже уехали в Лондон, оставив нас здесь. – Он горько рассмеялся. – Правда, я никогда не верил в романтическую любовь, о которой рассказывал отец. Двое не сводящих друг с друга глаз, шепчущих друг другу на ухо какие-то ласковые глупости, долгие занятия любовью… – Он опять засмеялся, и на этот раз смех его стал еще горше. – Правда, я понимал, что можно подолгу бывать с женщиной в постели, но к чувствам это никакого отношения не имело. И после женитьбы на твоей кузине ничего не изменилось. Мне так и неведомо, что за романтические отношения могут связывать мужчину и женщину. Единственный раз Марисса, правда, действительно кое-что прошептала мне на ухо. Она стеснялась громко сказать, что не хочет, чтобы я еще хоть раз лег с нею. – Вздохнув, Ричард провел рукой по своим густым волосам. – Прости меня, Эванжелина, не стоило этого говорить. Марисса была еще так молода, она не должна была умереть. Она бы непременно полюбила своего сына и поселилась в Лондоне.

– Мне известно лишь, что она умерла от несчастного случая, – тихо произнесла Эванжелина.

– Да, – кивнул герцог, – наверное, тебе хочется узнать, в чем дело? Ну хорошо. Мариссу преследовал страх перед родами, она боялась умереть. Однако жена выжила, но страх ее стал еще сильнее. Забеременев во второй раз, Марисса поехала к одной женщине в Портсмут, чтобы избавиться от ребенка. Но кровотечение унесло ее жизнь. Марисса умерла, даже не доехав до Чеслей-Касла. Ужасная потеря! Правда, я ничего этого не знал. Лишь после ее смерти я нашел дневник, в котором она описывала свой ужас. Да я бы ни за что и пальцем до нее не дотронулся, если бы только мог представить, как ей страшно! – горячо говорил он.

– Мне очень жаль, – вымолвила Эванжелина.

– Да, – бросил Ричард, направляясь к причалу. Эдмунд уже собирался отвязать веревку, державшую его шлюпку.

– Эдмунд, – крикнул герцог, – если только ты свалишься в воду и мне придется лезть за тобой, я отправлю тебя к Баньону! Уж он-то надерет твои уши, если мои сапоги вымокнут в морской воде.

Однако мальчику никак не удавалось развязать тугой узел, хотя он пробовал несколько раз. Потом Эдмунд выстрелил в веревку из пистолета.

Эванжелина вновь стала осматривать побережье, но перед глазами ее стояло лицо Мариссы. Бедная девочка. Герцог прав: ее смерть была ужасной потерей.

Девушка обернулась к широкой тропе, протоптанной за века сотнями ног и лошадиных копыт. Даже шотландский пони Эдмунда, не задумываясь, стал спускаться по тропинке. Три лошади стояли, увязая в песке и поглядывая на нахальных чаек, с криками круживших вокруг них. Эванжелина попыталась взглядом отыскать вход в пещеру, о которой упоминал Хоучард. Ничего. Прищурившись, она заметила какое-то темное углубление в скале и направилась к нему. Но, приблизившись, девушка увидела, что это всего лишь впадина в темном камне. Где же эта чертова пещера?