Прелесть пыли - [24]

— Обождите! — вдруг крикнул он не своим голосом, но это был приказ скорее себе, чем тифозным.

А Голый, продолжая жарить мясо, обернулся к мальчику и плачущим голосом сказал:

— Ни одной сливы с дерева, ни одной картофелины с поля мы не тронули. Знайте это! Куска хлеба ни разу не попросили, даже воды лишний раз стеснялись выпить. Так ведь? А сейчас вот что…

— Так, — равнодушно подтвердил мальчик.

— Но ведь так, так? — продолжал допрашивать Голый со злобой. — Может, ты меня хочешь расстрелять? А? Расстрелять?

— Зачем мне тебя расстреливать?

В дверях у самой притолоки показалась темная голова крестьянина. Глаза под густыми бровями тревожно бегали. Под носом упрямо топорщились усы. Туловище оставалось снаружи, а голова проникла в сарай, чтоб все вынюхать, выслушать, высмотреть.

Когда желудок требовал пищи, никакие мысли в голову не лезли. Партизаны ничего не видели, забыли о всякой осторожности.

Голый торопливо положил на дощечку семь кусков мяса и отнес больным.

— Берите по куску. Быстро, быстро! Ешьте, не торопитесь. Соли нет. Не так вкусно, но все же мясо. Ну, будьте здоровы, товарищи! И ничего не бойтесь. На днях сюда придет наша армия. Она уже близко. Скоро здесь будет. Не бойтесь! Вас никто не тронет! Пошли! — крикнул он мальчику и выскочил из сарая. Надо было немедленно спасаться от неодолимого запаха жареной телятины.

Партизаны благополучно миновали крестьянина, наблюдавшего из-за двери за этой странной сценой.

— Смотрите за больными. Вы за них ответите! — сказал ему Голый на ходу.

— Мое дело сторона, — отозвался крестьянин.

— Все вы в селе будете отвечать за этих людей. Скоро здесь будет наша армия.

Солнце сдвинулось с середины неба. Было тепло и тихо. Трава буйно поднималась в тепле и неге. Деревья пышно зеленели, как в мирное время. Тянула к себе сочная, ласковая трава. Расстроенные, они спешили покинуть село.

А человек у дверей вытащил из кармана трубку, намереваясь отгородиться ею от назревающих событий. Во двор стремительно ворвалась толпа. Предводительствовала женщина средних лет, с непокрытой головой, платок она держала в руках, что означало крайнюю степень возбуждения. Она подвела свое войско к Голому, остановилась перед ним, собираясь начать речь, но внезапно передумала, побежала к сараю, заглянула туда и сейчас же вернулась.

— А где моя телка?

— Зарезал я телку, — сказал Голый. — Не мог я допустить, чтоб люди умерли с голоду.

— Эй, люди, телку мою зарезали! — закричала она дурным голосом, подскочила вплотную к партизану и обрушила на него град слов. Ее поддержали другие бабы. Подошло несколько мужиков. Народ прибывал с каждой минутой.

В толпе наметилось два лагеря: одни были настроены выжидательно. Это были скорее зрители, чем судьи. Другие же разжигали ярость толпы, напоминая о прошлых происшествиях подобного рода. Воинственно настроенная группа угрожающе надвигалась на партизан.

— Равнодушных что-то не видно, — бросил Голый мальчику.

Он заметил, как мужчины, о чем-то уговариваясь, понемногу оттесняют женщин.

— Да ты знаешь, что у меня уже взяли двух волов и свинью, лошадь убили, а ты последнюю телку извел. Да я бы из тебя всю кровь до капли выпила!

Голый увидел, что несколько мужиков подозрительно примериваются к его пулемету. Он резко отскочил на пять-шесть шагов и навел пулемет на толпу. Мальчик нацелил винтовку.

— Не подходи, — сказал Голый, — стрелять буду. Послушайте меня, люди! Я зарезал телку, чтобы спасти жизнь больным и голодным товарищам. Ни я, ни мой товарищ даже не прикоснулись к мясу. Мы партизаны, и нам это не положено. Для себя мы не польстились бы и на сушеную сливу. Но не мог я, признаюсь, глядеть, как товарищи с голоду умирают.

— А что я да дети мои помрем, это тебя не заботит! — закричала баба и снова пустилась ругаться.

— Люди! — продолжал Голый. — Слушайте, люди, мы гоним неприятеля ко всем чертям с нашей земли. Он заплатит за все наши страдания. За сожженные дома, за убитых людей. Заплатит он за все наши муки и за эту телку тоже заплатит. На войне часто приходится делать такое, что в другое время никогда не сделаешь. Но у нас великая цель — свобода.

— Смерть оккупантам! — крикнул мальчик и, смутившись оттого, что голос его прозвучал недостаточно мужественно, воинственно выпятил грудь.

— Все на борьбу с врагом! — крикнул Голый вдохновенно-испуганно.

В тот же миг за домом раздался выстрел, и Голый услышал, как над самой его головой просвистела пуля. Он резко отпрянул в сторону. Мальчик невольно попятился за ним.

— Держи их! — разнесся крик в толпе.

Крестьяне бросились врассыпную на дорогу. Несколько человек из тех, что стояли впереди, пошли на Голого. Но тот дал короткую очередь в землю. Мальчик дважды выстрелил в ноги особо запальчивым.

— Оставьте их, пусть идут своей дорогой, — раздался голос в толпе.

Партизаны отскочили еще на несколько метров, за дерево, и еще раз выстрелили в сторону деревьев, откуда, как им показалось, вылетела первая пуля. Затем побежали в гору, вон из села.

Вдогонку им просвистела еще одна пуля. Но она прошла стороной, они уже были под защитой леса. В селе все замерло. Наступила тишина, словно ничего не было, словно люди испугались того, что могло случиться.