Прекрасный старый мир - [10]

Итак, раб — это человек, жизнь и здоровье которого оберегается законами, гарантируется ими же и обеспечивается рабовладельцем. При этом, оный же рабовладелец вправе определять, как и что рабу делать и как жить. Вся ответственность за деяния раба, целиком и полностью, на рабовладельце: убил раб — накажут рабовладельца, например.

Не во всём и не везде так, но в целом, выходила картина, что с раба снимали (либо отнимали, если по суду), большую часть прав, взамен лишая большей части ответственности и обязанностей, наиглавнейшая из которых, обеспечение собственной жизнедеятельности, была задачей любого другого типа гражданского состояния. Кстати, самоубийство раба вменялось в вину рабовладельцу, следовало расследование и, ежели вина последнего в этом деянии была установлена, то он наказывался как за убийство человека.

Что, к слову, стабильно поддерживало по Полисам количество рабов в десяток процентов от населения, припоминал я учебники. И довольно забавным образом сформировало в общественном сознании презрение к нищим и всяческой с оными связанной “благотворительности”: бесталанен, ленив, непредприимчив — иди в рабы, хозяин найдёт тебе дело и обеспечит твою жизнь.

С преступниками же выходило, что они, в основном, становились “городскими рабами”. Принимать ответственность за “порабощённого” не своей волей подданные и граждане разумно опасались.

И да, весёлый квартал Полиса в большинстве своём обслуживался именно рабами, как и ряд коммунальных и производственных нужд. Социум в этом не видел ничего дурного, Орм также, а вот Олег пребывал в сомнениях, хотя в данном разрезе чёткое деление на права и обязанности, с соответствующей ответственностью, выходил разумнее, нежели в мире Олега.

Например, дети и иждивенцы были в определённой степенью собственностью родителя либо обеспечителя. Это факт, однако, их деяния, в рамках данной же концепции, выходили его ответственностью. Например, десятилетний шкет (или группа их, непринципиально) из садизма или глупости убьёт человека. И их родители пойдут в суд как убийцы, потому как недовоспитали именно они, и вина, соответственно, их.

Что, в свою очередь, порождало систему “частичного отказа” и “полного отказа” от ответственности за отпрысков. Первое было эквивалентно детским садам и яслям, где наставники, обычно восемь дней из декады, занимались образованием и воспитанием чад. Безусловно, за деньги, но ответственность в таком случае разделялась между родителем и наставниками. Ну а полное — отказ как от прав родителей, так и от их обязанностей, которые принимали на себя политические службы Полиса. В полной, нужно отметить, мере: пострадавший от деяний “воспитанника Полиса” получал от Полиса же компенсацию в полной мере и с лихвой. Не говоря о карах проштрафившихся наставников, но это уже “внутриполитическое” дело.

И, наконец, вспоминая о “гражданских состояниях”, нужно упомянуть мигрантов. Они были, не сказать что много (потому как знали, что мёдом не намазано), но были. Никто их не порабощал, к слову сказать, но гражданами они быть не могли. А будучи подданными, облагались повышенным налогом. Хотя был путь в милицию, в специальные “иностранные легионы”, или управу. И вот, ежели мигрант на службе сделал для Полиса нечто столь полезное, что, согласно решению комиссии, эквивалентно “труду поколений предков на благо Полиса”, вот тогда он становился подданным классическим. Гражданином же он быть всё равно не мог: это было прерогативой в Полисе рождённых. А вот с детьми мигрантов выходила такая закавыка: либо отдача в воспитанники Полиса, либо обязательное (вплоть до принудительного) обучение в “чадовом доме”, те же восемь из десяти дней, за деньги родителя, естественно.

Вся эта система компенсировалась бесплатной (для граждан и подданных) медициной высокого уровня, бесплатным же образованием в гимназиуме (первые пять ступеней), солидным послаблением в политических выплатах — тот же омнибус и плата за электричество гражданину и подданному стоили гроши. Мигранты и “гости Полиса”, как понятно, платили за всё полновесно, не могли заниматься рядом видов профессиональной деятельности и прочие подобные моменты.

Любопытна ситуация с преступлениями, отметил я. То есть, например, за кражу мигрант или гость отделывались штрафом (безусловно, кроме компенсации пострадавшему) в адрес Полиса. Подданный уже мог, в зависимости от ряда деталей, получить штраф куда больший, да и попасть во “временное рабство”, сиречь “общественные работы”.

А вот гражданин, а тем более занятый в политической управе, мог и в рабах оказаться, хотя это крайний случай. И всё это за одно и то же деяние!

В общем-то, очень правильное осуществление изречения “большая власть порождает большую ответственность”, не мог не отметить я.

Впрочем, это информация “гимназического” уровня; скорее всего, есть масса подводных камней и нюансов, которыми Орм не интересовался: законы не только не скрывали за служебными инструкциями, но и буквально вбивали в гимназистов. Правда, скорее всего, не в полном объёме, так что тут посмотрим. Но пока то, что я вспомнил, мне скорее нравится, нежели нет, хотя большую часть “политиков” Мира Олега подобная система ввела бы в неконтролируемую ярость: одних за “жуткую рабовладельческую диктатуру”, других за “чрезмерный либерализм”. С первым даже и не поспоришь: на “они же ребёнки” местные только посмеются, что да, то да.