Прекрасный дом - [117]

Еще час миновал, прежде чем они достигли величавого водопада, напоминавшего во тьме белое привидение, и им показалось, что водопад еле слышно напевает что-то. Поднимаясь по теснине, они помогали друг другу перелезать через скалы и наконец очутились в старинной крепости. Там скрывался Сигананда. Он сидел в пещере, где за ним ухаживали его жены и внуки. Два его седобородых сына вышли навстречу импи.

— Сердце нашего отца радуется, — сказали они.

Завернувшись в одеяла, Бамбата лежал у костра и слушал, как храпит, утомившись до предела, старый надменный вождь. Он и не подозревал возможности предательства. Туман капельками оседал на одеялах, вздымавшихся в такт дыханию спящих людей. Две трети воинов зулусской армии спали здесь под открытым небом. Бамбата встал и тихонько обошел спящих. Один, проснувшись, подбросил в огонь веток, и искры веером разлетелись в тумане. Другой встревоженно приподнялся на локте. Они узнали вождя и снова улеглись, закутавшись в одеяла. Закончив обход, Бамбата вернулся к костру, подбросил в него еще веток и лег, щурясь от яркого пламени. Согревшись, он вскоре уснул.

Спустя несколько часов после полуночи, как раз в то время, когда Мангати достиг лесной крепости на маисовое поле, где во тьме тлели костры, откуда-то прибежал маленький черный мальчик.

— Что такое?

Какой-то воин сел и, еще не совсем проснувшись, принялся шевелить угли в костре. Ребенок был совершенно голый, и только черная от грязи тряпка, накинутая на плечи, защищала его от холода. Его ноги и живот с выпуклым пупком были мокры от долгого бега по траве. Он сел на корточки почти прямо в золу, чтобы обогреться и обсушиться. Дыхание у него было учащенное, а белые молочные зубы стучали от холода. Глубоко вздохнув, он выпалил:

— Отец, идут солдаты!

— Какие солдаты, дитя? Ты видел их во сне?

— Я видел их, отец. Они идут сюда со стороны реки. Они шли медленно и остановились, снова шли и снова остановились. Я слышал, как стучали их фургоны: тук-тук, тук-тук.

— Сколько?

— Я не умею считать, и сейчас темно. Отец, я сын Бхекамафы, и моя мать послала меня пасти коз. Я пришел предупредить вас, потому что дети Поньо говорили, что вы здесь.

Воин разбудил своих товарищей. Они смотрели на мальчика и обсуждали его сообщение. Он был так мал — ему было не больше пяти лет, а таким детям ночью мерещится всякий вздор.

— Сообщите Магаду, — посоветовал один из воинов. — Пусть он решает.

Они отвели мальчика к Бамбате, и тот, вздрогнув, вскочил на ноги. Он разбудил старого Глаза Зулуса и поднял уже проснувшегося Мгану. В свете костра появился закутанный в одеяло Пеяна. Прикрывая глаза от света, смотрели на вождей Давид и Малаза. После долгих часов непривычного пребывания в седле старый вождь чувствовал боль в суставах, поэтому он промолвил с презрением:

— Зачем вы его привели? — Он указал на дрожащего малыша. — Вы разбудили меня, чтобы рассказать, что видел во сне ребенок? Фу! Разве настоящие воины бегут, как зайцы, когда во сне вскрикнет ребенок или застонет старуха? Пусть бегут те, чьи колени дрожат. Я остаюсь здесь.

— Это легко выяснить, — сказал проповедник Давид, и люди взглянули на него, удивленные тем, что он решился дать совет в военных делах. — Пошлите разведчиков узнать, прав ли ребенок.

— Иди сам, учитель, — прошипел Пеяна. — И возьми с собой своего «человечка», пусть он укажет тебе дорогу.

Пеяна сам когда-то принял христианство, поэтому его бесстыдное оскорбление креста показалось Давиду особенно подлым и кощунственным.

— Да простит тебя бог, Пеяна, — сказал он.

— Хватит! Оставьте меня, — отрывисто приказал старый вождь.

Он снова закутал свое большое тяжелое тело в одеяло и тяжело вздохнул.

— Король спит, — усмехнулся Бамбата.

Остальные поползли к своим кострам. Густой плотный туман был насыщен запахом дыма, люди лежали, закутавшись с головой в одеяла, чтобы согреться. Все звуки приглушались, и сама земля в ее зимнем уборе казалась спящей. Далеко внизу, у реки, дорога внезапно ожила. Мулы, храпя, выдыхали невидимый в тумане пар. Колеса орудий, их передки и зарядные ящики непрерывно постукивали, качаясь на осях, но и стук этот звучал приглушенно. Пехотинцы, пулеметчики, кавалеристы, беспорядочные массы зулусов-наемников и полицейских шли осторожно, часто спотыкаясь об упругие степные кочки. Они останавливались, снова продолжали свой путь и снова останавливались. Офицер прикрыл зажженную спичку фуражкой, чтобы посмотреть на часы. На высоте почти трех тысяч футов, на ледяном ветру, другая колонна взбиралась по уступам горы, чтобы взять в клещи ущелье, где расположились повстанцы, отрезать им путь вверх. В этой колонне шли отборные части правительственных войск со своими командирами Эльтоном, Мак-Кензи и Ройстоном. Прожекторы, рассекавшие клубы густого тумана ослепительно белыми лучами, остались в лагере, чтобы сбить с толку врага. Командиры были тщательно и подробно информированы.

Бамбата спал тревожно. Ему мешали комья и ковыль — неловко было лежать на них его худому, закаленному телу. Это было необычно; мозг его не мог отдохнуть. Он подполз к тому месту, где лежал суровый, мускулистый воин Мгану. Мгану не спал, он выразительно взглянул на Бамбату своими большими глазами. Его черный нос с горбинкой и заплетенная в косы борода казались зловещими в тусклом свете костра.