Прекрасные тела - [19]

От бега на холодном воздухе Сью Кэрол почувствовала острую резь в легких. Она начала задыхаться, а потом ощутила и колотье в левом боку. Вдобавок она подвернула правую ногу — дал о себе знать привычный вывих. «Запоминай это, — сказала себе Сью Кэрол, в точности, как учил ее педагог по мастерству, — запоминай эти симптомы… Симптомы большого разочарования, потери, смущения и отчаяния… Но, твердо опираясь на свою левую ногу, я показываю решимость моей героини превозмочь трудности, добраться до места назначения… И, черт бы вас всех подрал, я доберусь. Тресну, но доберусь».

Глава третья «ПОЕЗД „ЖЕЛАНИЕ“ ПРИБЫЛ НА КОНЕЧНУЮ СТАНЦИЮ „КЛАДБИЩЕ ВУДЛОН“»

В которой Нина Московиц, делает шоколадный торт, размышляет, безопасно ли оставлять маму этим вечерам, и с недоумением, вспоминает неприятного любовника.

Вот уже две недели Нина не ела твердой пищи. Если бы ее мама, Мира Московиц, все еще оставалась ее мамой, то наверняка что-нибудь сказала бы по этому поводу. В наше время девушки слишком худы, это нездорово. У Нины широкая кость, и на этой кости должно быть мясо. К чему морить себя голодом, пытаясь похудеть до восьмого размера, если кости у тебя — двенадцатого. Но Нина не могла с этим смириться, поскольку посвятила всю свою жизнь борьбе с природой, по чьей воле была тем, чем была, — пышкой.

Перед уходом на вечеринку в честь Клер Нина приготовила пузырьки с лекарствами и написала подробные инструкции (их она ежедневно обновляла на своем портативном компьютере). Инструкции предназначались сиделкам, которые должны были присмотреть за мамой, пока Нина веселится с подругами. Листки с инструкциями для сиделок лежали на столе рядом с брошюрой, оставленной сотрудницей хосписа: «Семь признаков приближения смерти».

Нина предпочитала не зацикливаться на том, что говорилось в брошюре: «Дорогой вам человек начинает „теребить“ простыни, отказывается от еды, видит призраки умерших родственников…» Стараясь об этом не думать, Нина стала готовить любимую мамину еду — кошерную солонину с вареной картошкой и яблочный струдель. А в духовке уже стоял ее знаменитый шоколадный торт без муки, ее кулинарное подношение Клер.

Нина занималась различными приготовлениями так, словно бы ее поход на вечеринку был уже делом решенным, но на самом деле в течение последнего часа она постоянно волновалась, правильно ли поступает, оставляя маму одну. Хотя Нина всячески старалась забыть о «семи признаках приближения смерти», она не могла избавиться от гнетущего чувства, что сегодня распознала один из них. Пребывая в нерешительности, Нина всегда предпочитала заняться каким-нибудь делом, лучше всего — кулинарным. Принятие решения она отложила до появления сиделок: они выскажут свое мнение, и тогда Нине будет легче определиться. А пока она испечет торт и постарается не думать ни о мамином состоянии, ни о своем последнем сексуальном приключении, случившемся в первой половине дня…

Занимаясь стряпней, Нина прихлебывала специальный диетический напиток, выданный ей в оздоровительном центре. Вот уже две недели она сидела на низкокалорийных молочных коктейлях, и, по правде сказать, они ей не нравились. Под пенистой сладостью скрывался неприятный привкус — как подозревала Нина, это и были хваленые аминокислоты, призванные «съесть» ее собственную лишнюю плоть. Но результаты были налицо: ее талия, столь долгое время не подававшая признаков наличия, снова появилась. Нине казалось, что даже ее щеки как-то сдулись по сравнению с их обычным состоянием, словно раньше она прятала за ними орехи на зиму.

Нина представляла собой тип красоты, который ее мама называла «еврейским»; она была красавицей или, по крайней мере, могла бы ею быть, если бы жила лет сто назад в Российской империи, где девушки с колышущимся бюстом, широкими бедрами и могучей кормой удостаивались похвалы, а не презрения. Глаза у Нины были черные, чуть раскосые (когда она смеялась, они почти пропадали), а тон кожи скорее азиатский, нежели европейский. Кожа у Нины была смуглая, будто круглый год покрытая загаром, и это внушало мысль о том, что у нее и кровь более темного — скажем, бордового, — оттенка.

«Черт бы побрал эту кровь», — мысленно выругалась Нина, шинкуя капусту, чтобы подать ее на гарнир к солонине. Внутренний термостат Нины был всегда раскален до предела. Начиная с тринадцатилетнего возраста, когда в этой самой квартире она впервые случайно вызвала у себя неожиданную серию спазмов (тогда она еще не догадывалась, что это называется оргазм), она знала, что наделена мощной сексуальностью. Может, ее сексуальность выходила за пределы нормы? Нине казалось, что она всегда или влюблена в какого-то мужчину, или просто к нему вожделеет, во всех подробностях представляя себе, как «познает» его в библейском смысле этого слова, и она никак не могла понять: — просто ли она страстная женщина или ее либидо не лишено патологии? И вот теперь она вернулась в эту квартиру, в этот мир, где вновь стала маминой дочкой. Судя по сегодняшним действиям Нины, она вернулась и к своей подростковой сексуальности, с этими неуверенными попытками самоконтроля. Но как могло такое случиться с ней, тридцативосьмилетней, вроде бы обладающей большим опытом?