Прекрасные сломанные вещи - [84]
– Устраивайся поудобнее, – сказала Иветт, а потом взглянула на мою ногу. – Ну, насколько сможешь. Я пойду скажу Сьюзан, что ты пришла.
Оказавшись в одиночестве, я замешкалась в дверях, а потом побрела к окну с видом на огромный ухоженный сад. Я прижалась лбом к стеклу, созерцая цветники и узорную дорожку из мозаики, которая вилась от здания куда-то вдаль. Интересно, почему меня так удивило, что тут есть сад? Я почувствовала, как костыль впился мне в кожу, пока я стояла тут, размышляя о садовниках, цветах, Сьюзан и разных неожиданностях.
– Я посадила ирисы, – сказал голос за моим плечом. – Вот те, синие.
– Очень красивые, – ответила я, хотя синих цветов было по меньшей мере три вида, и я понятия не имела, какие из них ирисы.
– Методы лечения тут очень простые, – заметила Сьюзан совершенно обыденным тоном. Она словно размышляла вслух, продолжая когда-то начатый нами разговор. – Посади что-нибудь, наблюдай, как оно растет… Но ты права, они красивые.
Все еще прижимаясь лбом к стеклу, я слегка повернула голову, чтобы посмотреть на нее.
Она улыбнулась внезапной, полуинстинктивной улыбкой, которой улыбаются друзья.
– Привет.
– Привет, – отозвалась я.
29
Я сразу подумала, что она совершенно не изменилась. Волосы собраны в простой хвост – чуть длиннее, чем я помню, но все того же светлого оттенка, который ассоциировался у меня с ней. Тот же блеск в глазах, та же сияющая улыбка.
Однако оправившись от первого восторга узнавания, я заметила напряженность в уголках ее губ, когда она улыбалась. Заметила, что на ней не было макияжа, а лицо побледнело. Там, где она зачесала волосы с висков, я увидела темные корни, которые почти – но не совсем – скрывала светлая масса волос. Она была тоньше, чем я помнила: простая черная футболка и черная толстовка на молнии свисали немного слишком свободно. Шея, которую так долго украшал кулон с голубем, была обнажена.
Я рассматривала ее и видела, что и она изучает мое лицо. Потом ее взгляд упал на мои конечности в гипсе. Мы молча постояли около минуты, глядя друг на друга и слабо улыбаясь, охваченные внезапной неловкостью воссоединения.
– Когда я видела тебя в последний раз, у тебя все лицо было в порезах, – сказала Сьюзан.
– А когда я видела тебя в последний раз… – начала я и замолчала.
Как закончить эту фразу? Она в ожидании посмотрела на меня. Господи, да что такое. Не прошло и двух минут, а я уже облажалась.
– Да ладно, все в порядке, – сказала она наконец с мягкой улыбкой. – Я знаю. Хочешь присесть? – Она указала на один из диванов. – Ты можешь сесть? Ну, с твоей ногой.
– Да, вполне. – Я перехватила костыль поудобнее и зашагала к дивану. – Я уже привыкла.
– Когда ты снова сможешь нормально ходить?
Она села и подтянула колени к подбородку, крепко сжимая ноги обеими руками.
– С ноги гипс снимут где-то через месяц. – Я откинулась на спинку. – А потом будет всякая физиотерапия. А с руки уже на следующей неделе. – Я улыбнулась. – Прогресс!
Сьюзан опустила подбородок на колени.
– Это отлично.
Я ждала, что она скажет что-нибудь еще – раньше она всегда что-нибудь добавляла, но она только улыбалась мне молча. На меня накатила волна тревожной печали, и я не понимала, откуда во мне это чувство. Я вспомнила, как Сьюзан плясала на крыше, раскрыв над головой зонтик, – такая бесстрашная, такая яркая, такая живая. Я будто смотрела на другого человека. Никогда не могла сказать, где заканчивается фасад и начинается настоящая Сьюзан. Теперь фасад исчез, и я не вполне понимала, кто же находится за ним.
– Может, когда ты вернешься, я уже совсем поправлюсь, – с надеждой сказала я.
От моих слов лицо ее слегка осунулось, поэтому я продолжила:
– А ты вообще знаешь, когда вернешься?
Она не ответила, кусая губу.
– Надо что-нибудь запланировать. – Я попыталась улыбнуться. – Когда ты вернешься домой и я заново научусь ходить.
Она все молчала. Я подняла с пола сумку и поставила перед ней.
– Вот, я принесла тебе кое-что.
– Кэдди. – Сьюзан медленно открыла и закрыла рот. Я увидела, как она прикусила язык. – Кэдди, я…
Отчего-то я затаила дыхание.
– Я не поэтому тебя позвала, – дрожащим голосом сказала Сьюзан и положила руки на сумку, даже не заглянув внутрь. – Боже, мне так жаль. – Ее лицо сморщилось, и она поднесла рукав к глазам. – Мне так жаль, Кэдди.
– Перестань, – в моем голосе зазвенела всепоглощающая тревога. – По крайней мере, сначала скажи, почему тебе жаль.
– Я не вернусь домой. Не вернусь в Брайтон.
Она не отрываясь смотрела на меня, перекручивая ручки сумки.
– Я попросила тебя приехать, чтобы сообщить лично. Не ради подарков. Я хотела… – Она помолчала. – Хотела как следует попрощаться. Конечно, я еще побуду здесь, но, когда меня выпишут, я не вернусь к Саре.
Что-то застряло у меня в горле. Я попыталась сглотнуть.
– Почему нет?
– Меня отдают во временную семью, – осторожно, взвешивая каждое слово, сообщила она. – Ну, есть особые семьи для подростков вроде меня… которые лежали в таких клиниках и которым не к кому возвращаться. – Она слегка пожала плечами, но я заметила болезненную складку у нее на лбу. – В Саутгемптоне есть пара… Они согласны меня взять. Мы с ними уже виделись. Они очень милые.
Шестнадцатилетние Иден и Бонни учились в одной школе. Противоположности притягиваются: решительная, взбалмошная Иден и спокойная, скромная Бонни были лучшими подругами. Они не виделись с того самого дня, как Бонни внезапно исчезла. Полиция начала расследование и не нашла никаких следов девушки.Но вскоре Иден получает неожиданное и странное сообщение от подруги: тихоня Бонни попросту сбежала из дома. Что все это означает? Может, Бонни все время была не той, за кого себя выдавала? Чтобы во всем разобраться, Иден отправляется на поиски подруги, которую, оказывается, никогда не знала.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.