Прекрасные сломанные вещи - [43]

Она заговорила громче, взволнованнее.

– Они просто не могут оставить меня в покое, и это хуже всего. Особенно Бекка. Она старается вести себя как моя подружка, и это полный ужас.

– Да, но я-то правда твоя подруга…

Я не могла понять, почему меня это так потрясло: это ведь совершенно очевидно. Конечно, у нее есть соцработник. Было бы странно, если бы не было.

– Почему ты не говоришь со мной про это? Не жалуешься? Друзья ведь для того и нужны.

– Я не могу, – в голосе Сьюзан слышались слезы. – Не могу говорить с тобой про нее, потому что тогда мне придется сказать, почему мне не нравится с ней говорить, а это значит, мне придется сказать, что я ей рассказываю.

Я еле поспевала за ее словами.

– Потому что тогда мне придется рассказать тебе, как меня били, и что я делала, чтобы это прекратилось, и что я пыталась сделать, и как пыталась убить себя, и как папа выходил из себя и мне некуда было пойти, потому что куда мне было идти, и никто его не останавливал, вот вообще никогда, и я не…

– Боже, перестань, – прервала я ее.

Меня охватила паника.

Она выпрямилась. Сигарета у нее в пальцах вся раскрошилась; глаза дико и влажно блестели; дыхание вырывалось короткими рваными вздохами. Она отвернулась от меня и схватилась за голову. Я слышала, как она пытается отдышаться. Я чувствовала себя потерянным, беспомощным ребенком.

– Мне так жаль… – начала я. – Я сглупила. Понимаю, почему тебе не хотелось объяснять.

Она не ответила. Сьюзан по-прежнему стояла ко мне спиной, но руки опустила и теперь обнимала себя за плечи. Я видела, как крепко вдавились пальцы ей в кожу. Я пыталась придумать, что сказать, чтобы не звучало слишком уж ужасно. Наконец я не выдержала:

– Ты пыталась убить себя?

Я услышала сдавленный смех. Сьюзан развернулась ко мне и промокнула глаза рукавом.

– Боже, а я что, сказала это вслух? – Она несколько раз моргнула и шумно втянула воздух. – Совсем перестаю следить за словами, когда паникую.

Она внезапно вздрогнула и взглянула на руку.

– Черт. Похоже, обожглась сигаретой.

– Сьюз, – тихо сказала я.

Она посмотрела на меня.

– Да, – сказала она наконец. – В прошлом году.

Мне хотелось спросить, почему, но я понимала, что это тупой вопрос.

– И поэтому ты переехала?

Сьюзан состроила гримасу.

– Да нет. Но из-за этого тоже.

– Ладно… – медленно ответила я, ожидая продолжения.

Она решительно вздохнула и села, вжавшись в стену пристани.

– Все было очень плохо. Тогда. Дома, но и в школе тоже. Всякое там с друзьями. Прямо совсем чересчур как-то, и мне казалось, что… ну, что в этом всем нет смысла. Я напилась таблеток. Но, как видишь, они не подействовали. Папа нашел меня раньше. После этого Сара переехала жить с нами, пыталась помочь. Но, в общем, у нее не получилось. Лучше не стало. Поэтому теперь я живу тут.

– Сара переехала в Рединг? – изумленно переспросила я.

Сьюзан кивнула:

– Ага, месяца на три-четыре вроде.

– А до этого она знала? – спросила я. – Что твой папа…

Мне не хотелось продолжать.

Сьюзан промолчала. Она достала еще одну сигарету и катала ее между пальцами, не зажигая. Прошла целая вечность. Сьюзан кивнула.

– И она ничего не делала?

У меня заныло сердце.

– А что она могла сделать? – сказала Сьюзан. – Только говорить с мамой, уговаривать ее что-то предпринять. Но мама, она не…

Она опять замолчала, потом попыталась снова:

– Она не очень сильная. Ну, эмоционально. Она не могла… не могла позаботиться о нас одна, без папы. И она очень его любит. Так что этот вариант бы не сработал.

Интересно, кто ей это все рассказал, кто убедил, что это правда.

– Мама раньше говорила… – Сьюзан оборвала себя и захлопнула рот.

– Что говорила? – переспросила я.

– Ты подумаешь, что она ужасная.

– Сьюз, я и так это думаю.

Во взгляде Сьюзан читалась боль.

– Не надо было мне ничего говорить. Зря я.

Я присела рядом, и холод от камня просочился сквозь штаны к коже.

– А это кто сказал? – осторожно спросила я. – Мы здесь одни, и для меня в этой истории важна только ты. Я хочу, чтобы ты это услышала, если хочешь поговорить. Если не хочешь, все тоже в порядке.

Я почти испытывала разочарование, что мы были наедине: я так редко находила нужные слова, что мне хотелось, чтобы сейчас кто-то мог запечатлеть мой успех.

– Она говорила, что я самая сильная, – медленно сказала Сьюзан. – Что я гораздо сильнее ее. Что… ну, что я могу потерпеть.

На секунду я утратила дар речи.

– Ого. Ого. Фигасе.

– Ну вот, звучит правда ужасно. – Сьюзан заговорила быстрее. – Но мама ничего плохого не имела в виду.

Когда я впервые услышала, что Сьюзан пережила насилие в семье, я подумала о нем как о чем-то простом. Ужасном, но простом. Агрессивный мужик и ребенок, который попался под горячую руку. Мне и в голову не приходило, что это целая система, которая поддерживала такое поведение, потворствовала ему. Кто-то закрывал глаза, находил оправдания, нашептывал мерзкую ложь в уши ребенка, который так исстрадался по любви, что верил словам, произнесенным ласковым тоном.

Могу ли я сказать ей это? Сделает ли это меня хорошей подругой? Или ужасной?

– Ты кому-нибудь рассказывала? – спросила я вместо этого.

– Нет, я сделала все возможное, чтобы никто не узнал.