Прекрасные авантюристки - [29]

Разумеется, императрицу сей роскошный комплимент разъярил… Это было еще одной каплей в чаше ее ненависти к Елисавет, которая изливалась на тех, кто служил ей.

Внезапно учинили обыск у Ивана Петрова, регента хора Елисавет (она была большой любительницей музыки), и нашли загадочные и опасные бумаги: письмо о возведении кого-то неведомого на престол российской державы и отрывок какой-то пьесы о принцессе Лавре. Регент был схвачен и препровожден в Тайную канцелярию. Однако на допросе клялся и божился: письмо вовсе не письмо, а слова из хорала, который исполнялся в день тезоименитства Анны Иоанновны.

Императрица напряглась — и припомнила, что да, пелись в ее честь такие слова… Пьеса же о принцессе Лавре предназначалась для домашней постановки. Беда прошла стороной — регенту поверили.

Вскоре разразилась гроза над головой преданной Яганны Шмидт. Она имела неосторожность нелицеприятно отозваться о Бироне. Яганна отведала плетей и отправилась в монастырь. Анну Иоанновну весьма интересовало дознание. Ходом его она осталась не слишком-то довольна и заявила, что высечь и отправить в монастырь следовало не какую-то там служанку, а саму Елисавет, которая ведет себя как отъявленная распутница.

Да, Елисавет снова дала повод смаковать подробности своей личной жизни!

Ее нового любовника звали Алексей Шубин. Он был прапорщиком лейб-гвардии Семеновского полка, где произведен был в унтер-офицеры, а потом в прапорщики. В полковых казармах его и увидела Елисавет.

Надо сказать, что по прошествии времени в этих казармах у царевны появилось множество друзей. Строго говоря, гвардия — это было общество, в котором она вращалась, и это общество теперь было ей предано, обожало ее.

Для гвардейцев ничего не значило, что отец женился на ее матери уже после того, как родилась Елисавет. Женился все-таки! Главное, что она — дочь Петра!

Елисавет отвечала любовью на любовь. Она крестила солдатских и офицерских детей (за что ее почтительно называли «матушкой»), она строила глазки статным воинам, она танцевала с ними и кружила им головы, она выбирала из их среды любовников…

Веселый, неутомимый плясун и еще более неутомимый кавалер, Алексей Шубин оказался родственной душой этой рыжей неугомонной царевны. Елисавет удалось добиться, чтобы возлюбленного дали ей в ординарцы, — и теперь они были неразлучны.

Однако лейб-гвардейский прапорщик был удалец не только в постели. Шубин оказался достаточно честолюбив, чтобы поддерживать и разжигать честолюбие, почти угасшее в его подруге. Он не уставал напоминать Елисавет о ее происхождении и праве на престол. Возможно, он чаял и сам обрести там место, ведь память о солдатской прачке, ставшей императрицей, могла вдохновить какие угодно честолюбивые мечты.

Неведомо, что именно послужило толчком к грозе, которая грянула над его головой: эти опасные разговоры или слишком страстная привязанность к нему царевны. Видимо, Бироном руководили как ревность, так и желание предотвратить возможный заговор, когда он попросил у Анны Иоанновны жизнь или смерть Шубина.

Алексей был перехвачен — не в казармах, где это могло вызвать неудовольствие и даже бунт, а по пути к Елисавет, — арестован, разжалован из гвардии и, обвиненный в государственной измене, подвергнут пыткам, бит кнутом, а затем отправлен в вечную каторгу на Камчатку. Сопровождающим бывшего лейб-прапорщика в ссылку был дан строжайший приказ нигде, ни в каких пересылках не отмечать его имени, а по приезде в место назначения немедля женить его на какой-нибудь туземке.

Шубин был обречен на забвение, а Елисавет стали сниться такие кошмары, от которых она просыпалась с криком и принуждена была искать успокоения в объятиях истопника Василия Чулкова.

Впрочем, она не очень долго оплакивала Шубина. Время — лучший лекарь, и, как ни банально это утверждение, оно тем не менее истинно. Сердце этой ветреной особы просто не могло пустовать. Там в разное время поселялись конюх Никита Возжинский (рассказывают, что он был настолько низкого происхождения, что не имел даже фамилии и получил ее позднее — по названию одного из необходимейших в конюшенном деле предметов), камер-паж Пимен Лялин, отличавшийся редкостной обольстительностью, кучерской сын Ермолай Скворцов, а уж гвардейцев, солдат и офицеров перечислять устанет рука… Ну и Василий Чулков подвизался на той же ниве, куда ж без него! Однако новая любовь Елисавет была настолько сильна, что перечеркнула все ее прежние привязанности.

В 1732 году в ее жизни появился чернокудрый малоросс Алексей Разумовский, певчий императорской капеллы.

Маркиз Иоахим де ла Шетарди, французский посланник и друг Елисавет, совершенно очаровательно, с истинно галльским юмором излагал в своих донесениях историю появления Алексея Григорьевича при дворе:

«Некая Нарышкина, вышедшая впоследствии замуж,[18] женщина, обладающая большими аппетитами и приятельница цесаревны Елизаветы, была поражена лицом Разумовского, случайно попавшегося ей на глаза. Оно действительно прекрасно.

Нарышкина обыкновенно не оставляла промежутка времени между возникновением желания и его удовлетворением. Она так искусно повела дело, что Разумовский от нее не ускользнул. Изнеможение, в котором она находилась, возвращаясь к себе, встревожило цесаревну Елизавету и возбудило ее любопытство. Нарышкина не скрыла от нее ничего. Тотчас же было принято решение привязать к себе этого жестокосердного человека, недоступного чувству сострадания…»