Прекрасность жизни. Роман с газетой - [20]

За углом был гастроном, куда привезли вино по восемьдесят четыре копейки поллитра, очень славное вино — крепостью четырнадцать градусов.

Считайте:

Я купил десять бутылок — сто сорок градусов и шестьдесят копеек сдачи.

Я раскупорил десять бутылок и слил вино в канистру, которая не пахла бензином, керосином, тавотом — веществами смазочными, машинными, механическими; она пропиталась смуглой «Лидией», водкой, дешевым коньяком «Арагац», криками: «Эй, поди сюда», тюльпанами и гвоздикой.

Считайте:

Десять пустых бутылок — это рубль двадцать плюс прежние шестьдесят копеек равняется — рубль восемьдесят, равняется — четыре бутылки пива, да еще сдачи тридцать две копейки, а пиво лей в канистру, мешай, чтобы жгло желудок чище черного молотого перца!

Считайте:

Четыре пустые бутылки плюс сдача — это две бутылки пива, шестнадцать копеек небрежно подкинуты в руке, а пиво в канистру, да как можно быстрее, потому что две пустые бутылки да шестнадцать копеек сдачи — это еще бутылка пива и три копейки сдачи.

Три копейки — это медленный завтрашний день. Задняя площадка перенабитого трамвая с собачьей руганью, стихами и дрожащим студнем кассового аппарата, в котором бренчат три копейки. Они не хотят скатываться в узкую щель, они парят над серым алюминием кассовой фурнитуры, как автомобиль на воздушной подушке. Но при чем здесь это?

Я скрипнул калиткой и вытер ноги о рваную мешковину, что прилипла к крылечку, я плотно прикрыл дверь, и никто, кроме моей собственной жены, меня больше в этот день не видел.

Я начал дело поспешно: налил полулитровую пивную кружку своей восхитительной бурды, включил проигрыватель и поставил пластинку:

Ночь тиха, та-та-та, где-то светит луна,

И горит, та-та-та, золотая волна.

Я пил. Бурда вливалась в меня, как кровь донора, окурки в пепельнице напоминали длинные вареные макароны или пескарей, собравшихся неясной стаей к извивающемуся на острие крючка червячку.

Я был хитрый. Я знал, что не допью всего, и поэтому, собрав остатки сил, спрятал великолепную канистру в мусорный ящик — великолепное собрание великолепных окурков, великолепных разбитых блюдечек и восхитительной картофельной шелухи,— я был счастлив и дремал, не забывая время от времени подниматься и переводить адаптер проигрывателя.

Ночь тиха, -а-а-а-а...

Галстук висел у меня на спине, как проститутка, на рубашке было шесть пуговиц, фосфоресцирующих, как кошачьи глаза. «В мать бога!» Я вставал и переводил адаптер, и грустная мелодия била по сонным нервам, и белая кисея застила глаза, и была луна, и

Ночь тиха, а-а-а...

Таким-то меня и застала жена. Она уложила меня на скрипучую беспокойную кровать с панцирной сеткой, она гладила мои рыжие волосы, она плакала, она даже рада была, она плела сеть древнюю, как пряжа Пенелопы.

— Ну, вот ты и проснулся,— сказала она, смеясь, когда я проснулся,— а я вот что припасла...

И она показала мне бутылку водки.

И мы выпили эту бутылку на кухне под мою пьяную икоту, и запах акации, и ночное пение подгулявших граждан, и,

Ночь тиха, та-тат-та...

Я встал. Я опять был щедр и полон сил, я достал из тайника заветную канистру, я лил бурду в две пивные кружки жестом Бога, а она, всплескивала руками, славословила меня и целовала. И тут я со смущением признаюсь в некотором минутном провале, эдаком пятне на карте Загадочного. Может быть, она плакала — необязательно слезами, какая пошлость!! Может быть, она плакала — женским нутром, женским теплым телом, листьями липы и ночным небом с оспой звезд. Кто знает! Но потом мы лежали, мы устали. Нам нужны были только мы.

А в мире было неспокойно. Там кашляли, чихали, скрипели дверьми и тесными ботинками, досматривали кино, сплетничали, молились, лгали. И никто не знал, что по небу полуночи летел голый плешивый мальчик. Его звали Амур. Он был пьян. Он качался в воздухе и терял золотые стрелы. Они падали на землю косые и вертикальные, как дождь.

Дорогие соотечественники! Товарищи и друзья!

Год 1964-й сдает свою трудовую вахту. Советские люди провожают его с чувством исполненного долга и законной гордости. Это был год успешного развития нашего общества, упорной борьбы за преодоление трудностей, год замечательных достижений миллионов тружеников на стройках коммунизма по всей нашей великой стране, год больших свершений на земле и в космосе, в производстве, науке и культуре.

ЖУРНАЛИСТ (уклончиво). Солнечная сила — это, наверное, полезно... В древности врачи лечили вином от многих болезней. Но современная медицина...

ВИНОДЕЛ. ...тоже признает диетические и даже целебные свойства вина. Пастер называл его самым здоровым и гигиеническим из всех напитков. Но я не собираюсь рекламировать вино, как лекарство в обычном смысле. Я предлагаю его прежде всего как лучшее средство против алкоголизма.

М. ПЕЛЯХ, А. КОГАН. Поэма о солнце в бокале

«...а главное, постарайтесь понять, что, пытаясь унизить инакомыслящих, вы унижаете только себя».

«Сразу не поймешь». Реплика

Доходит до смешного. В статье сказано о том, что кинокамера в руках режиссера Сергея Параджанова и его товарищей запечатлевает красочный и многообразный мир. Но даже это непонятно!