Прекрасное далёко - [6]

Андрей покраснел — ему было неприятно, что он сделал какую-то очевидную глупость.

— Почему — дерьма? «Молочные» — отличные сосиски… Зажрались вы тут, посмотрю…

— Понимаешь, — Николай откатил тележку, и, подмигнув, стал деловито, охапками, разгружать её содержимое в ближайший холодильник, — в наше интересное время девяносто пять процентов товара — это дерьмо, сделанное говнюками из дерьма. Масса товаров просто опасны для здоровья.

— Нитраты, что ли? — пробормотал шокированный Андрей.

— Нитраты… — Николай недобро прищурился и агрессивно зашевелил блестящей шерстью на голове; казалось, он собирается кому-то дать в глаз своим здоровенным кулаком. — Тут не то что нитраты — тут такая изуверская химия… Нам такое раньше и не снилось. Сейчас сосиски делаются из мясных отходов, перемолотых сисек, писек, жил — и то, этого добра там меньше двадцати процентов, а остальное соевый концентрат и химия. Притом что одни «молочные» хотя бы похожи вкусом на старые добрые «молочные» — а остальные и на вкус напоминают то дерьмо, из которого сделаны. Ты выбрал те, которые похожи вкусом на дерьмо.

Снова заорал телефон Николая. Звонил кто-то хорошо знакомый, и опять по работе: говоря, Николай посмеивался, и беззлобно, доверительно матерился, через каждое слово.

— И что, в магазин такое допускают?.. — недоверчиво спросил Андрей, когда Николай, довольно отдуваясь, убрал телефон.

— А что делать? Другой жратвы у меня для вас нет, как говорится.

— А рыба живая? Там, в аквариумах? Крабы, омары…

— Дорого, — равнодушно пояснил Николай. — Это очень дорого. Кстати, бывал я на садках, где сёмгу выращивают. Сыпят в эти садки специальный комбикорм. Даже треска, которую ловят рядом с таким садком, имеет нарядное ярко-красное мясо. А что в этом комбикорме помимо красителей, какие антибиотики и гормоны — никто не знает. Жуём что дают…

Андрей снова обвёл город-магазин взглядом. Горела ясными чистыми цветами подсветка, загадочно мерцали плоские экраны… Мысль о каких-то опасных продуктах в этом сияющем раю XXI века казалась дикостью, кощунством… Наверное, Николай — просто ворчун, обычное дело…

— А как отличить нормальный товар от барахла?..

— А никак, Андрюха… Пробуешь одно — оно… Другое — опять оно… Третье — вроде не совсем оно… Через полгода-год и эта марка — тоже идёт вразнос и становится им… Так вот мы и живём — творим, выдумываем и постоянно пробуем, всё новое и новое… Нам скучать некогда, у нас очень сложная и насыщенная постоянным выбором жизнь. — Николай достал из тележки бутылку коньяка. — Это вот — не коньяк…

Андрей озадаченно смотрел на бутылку со знакомой наизусть этикеткой, как на ребус «найди десять отличий», мучительно силясь разглядеть подвох. На этикетке, как и положено, было написано «Коньяк» и стояло пять звёздочек.

— Это — спирт с красителями. А более-менее нормальный пятилетний коньяк стоит рублей четыреста — как минимум. И то сплошь подделки.

Николай достал икру и скептически задрал бровь.

— А икру, пожалуй, возьмём. Эта вроде ничего.

Он снова ободряюще подмигнул и покатил тележку к мясным холодильникам.

Андрей потащился следом. Он потрогал уши — они пылали; второй раз уже за время, проведённое в этом городе-магазине. В первый раз это случилось, когда к нему подошла хорошенькая продавщица, в яркой кепке-бейсболке (10 рублей у спекулянтов такая стоит, между прочим!), и запросто так предложила попробовать копчёной колбасы. Колбаса была порезана маленькими кусочками и разложена на подносе, в каждый кусочек была воткнута пластиковая шпажка — и Андрей растерялся, не зная, сколько за это надо платить. Колбасы очень хотелось; однако денег у него не было — и это было чертовски унизительно… Тогда Андрей рассердился на настойчивую продавщицу, всё протягивавшую свой поднос — ему показалось, что она нарочно издевается над безденежным человеком. Он налился кровью, довольно грубо сказал «Извините! Я не хочу!», и ретировался в другой отдел.

Николай тем временем уже охотился за мясом. Вокруг ледника собрались несколько желающих выбрать куски получше; хотя они держались корректно и спокойно, между ними всё-таки ощущалось некое торопливое соперничество, сдержанное вежливостью. Николай же, нисколько не церемонясь, ловко выхватывал самые дальние упаковки, пользуясь преимуществом в росте и длине рук. Глаза его сияли хищным азартом. Он был очень похож на кота, орудующего в хозяйском холодильнике…

«Подглядеть в научные журналы — не годится ещё и потому, что это будет кража… Украсть чьё-то изобретение или открытие — мерзко это…

А вот с бизнесом таких угрызений не испытываю. Подсмотреть чей-то удачный бизнес и опередить — это всегда пожалуйста… Странно, в этом почему-то нет ничего мерзкого.

Стоп! Отчего не получается придумать ничего — кроме как разбогатеть? Не понимаю… Что за мещанство? Чего я хочу?

Чего я хочу — что богатства мне мало, а украсть чужое открытие мерзко? Вот Шушара здесь бы развил деятельность… Накупил бы кассет, джинсы всякой. Видиков бы несколько раздобыл, дублей-бумбоксов, и долларов не меньше тысячи — в лепёшку бы расшибся, но раздобыл бы; здесь это несложно. Дома бы это загнал — и жил бы богачом… Странное дело — что-то тут не связывается!.. Поскольку здесь джинсов, видиков и долларов навалом, и стоят они копейки — то, значит, с наступлением светлого будущего Шушара растерял бы свои богатства? И, получается, я должен делать не так, как Шушара? А может, наоборот — надо становиться таким, как он — он всегда везде пролезет? Или вообще ничего не нужно делать — все мы, через двадцать-то лет, будем такими же стильными людьми будущего? Богатеть, как мечтает Шушара? Искать новое? Творить? Что мне может дать будущее, кроме богатства?! Да, вопрос… Через двадцать лет я снова здесь окажусь…