Прекрасное далёко - [15]

Андрей тяжело вздохнул.

— Не надо, Николай. Нельзя. Они — найдут…

— А я тебя так спрячу, что ни одна сволочь не найдёт! Понимаешь? Они просто не будут знать, где искать!

— От них — не спрячешься… Неужели ты не понял? Они неумолимы, как исторические законы. Да я и не хочу жить в таком будущем… Понимаешь? Не хочу… — Андрей посмотрел Николаю в глаза, и твёрдо добавил: — Я должен быть на своём месте.

— Хорошо… Это — слова бойца. Уважаю… — Николай вытащил из-за спины, из-за брючного ремня, «макаров». — Держи.

Андрей машинально взял тяжёлый потёртый пистолет. Тот был тёплым, и удобно лёг в ладонь.

— Зачем?!

— Пригодится. Тогда слушай внимательно. Найди генерала Дудаева — как хочешь, найди — и застрели. Застрели как бешеную собаку, без всяких сожалений. И любого из этого списка — чем больше, тем лучше — тысячи жизней спасёшь. Горбатого и ЕБНа не предлагаю — их тебе не достать… Не решишься стрелять этих тварей — никто тебя не осудит. Их всё равно убьют потом другие люди — правда, слишком поздно. Но в любом случае — волына пригодится.

Далее. Главное — ты сам уходи. Пытаться предотвратить, обращаться к чиновникам, военным и комитетчикам — можешь даже не пробовать; тебе никто не поверит и сочтут психом — а когда поверят, будет поздно. Да и слишком много прикушенных. Комитетчикам особенно не верь — они люди подневольные и дисциплинированные, только всё испортишь. Вообще больше в государство не верь, у него впереди тяжёлые времена — рассчитывай только на себя. Государство же тебя сдаст.

Запомни: не верь никому; не верь, что как-нибудь всё обойдётся. Человек склонен к самоуспокоению — не забывай об этом.

Далее. Когда у чичей начнутся первые намёки на «пробуждение национального самосознания», попытайся уговорить людей уходить. Пока они крови не попробовали. И сам уходи — немедленно — и своих уводи… Всё, игры кончились — теперь только сам за себя!!!

Андрей грустно усмехнулся, замотал головой, и сунул пистолет обратно Николаю.

— Перестань, Николай. Что за ребячество — с пистолетиком бегать… Там будут пулемёты и танки — куда уж тут с пестиком… Уберёшь одного — придёт другой. Смерть ведь не в оружии — а в людях; и даже не в конкретных людях — а в идеях, которые в головах, в миллионах голов одновременно… Да и сам знаешь — глупость это, стрелять из пистолета в прошлое…

— Возьми! Кому говорят — пригодится!

— Стрелять бесполезно. Надо драться за умы людей, — в глазах Андрея сверкнуло неожиданное упрямство. — Я должен объяснить людям, чем всё кончится. Ведь они просто хотят лучшей жизни — и ни за что бы не ввязались, знай, чем оно обернётся.

— Вот умный ты человек, Андрей. Зачем глупости тогда говоришь? — Николай печально обнял руль, с сожалением глядя на Андрея. — Ты хочешь людей переделать?! Наивный… Поверь, там некому проповедовать. Ты же не с людьми будешь говорить — а с программой. Со взбесившимся мещанством, прикусившим людей. Представь толпы журденов — притом уверенных, что ты стоишь у них на пути; уверенных, что это ты персонально виноват в том, что они едят щи, а не фуа-гра, и что перед ними, такими возвышенными и благородными дворянами духа, быдло шапки не ломает. Они же уверены, что их персонально ничего плохое не коснётся… Я-то знаю. Сам был — если не таким, то среди таких. Это лечится только кровью; в лучшем случае — чужой кровью… Но стрелять ты не хочешь. Значит — ты обречён.

— Может, ты и прав… Но я — должен попытаться. Посмотрим. Есть те, кого не спросили…

— А ещё там будет, — продолжал Николай веско, — тьма-тьмущая подонков, взалкавших власти. Ты и не знаешь, что это такое на самом деле — жажда власти! Это же психическое заболевание, патология! Нам, нормальным людям, этого не понять… Властолюбцы ради своего кусочка власти будут убивать, предавать, продавать, приводить врагов, расчленять. Но при этом они будут потрясать красивыми словесами, обещать всем блага и скорое процветание. И им охотно поверят — потому что захотят верить. Это будет литься на людей с экранов, из книг и газет… Это будет очень заманчиво!.. И представь себе: тут появляешься ты, малюсенький и неслышный по сравнению с телеувеличенными — ничего хорошего не обещающий, со своими грустными пророчествами, вставший на пути к такому близкому счастью…

— Ничего не пытаться сделать? Тогда лучше пойти и сразу застрелиться.

— Застрели Дудаева — и спасайся… — Николай с силой засунул пистолет Андрею за пояс. — Люди испортились, ты им ничем не поможешь. Разве что палачей из жалости постреляешь.

— Нет, Николай. Люди — самое ценное, что есть на свете. Можно потерять страну, богатства, нефть, годы — но людей бросать нельзя. С людьми надо терпеливо. Они ведь не все плохие — плохих людей меньшинство; плохие просто вопят и гадят громче, и оттого кажется, что их много. Да люди ведь и раскаяться могут… Главное, людям даже намёка нельзя давать на то, что их бросили или не уважают. В этом большая ошибка наших: нет, чтобы показательно сдувать с людей пылинки и бахвалиться этим на каждом углу, как делают западники — наши устало молчат, мол, дела скажут лучше слов… А людям надо объяснять — постоянно, терпеливо и с уважением — потому что твоих дел могут просто не понять. Так что драка будет за головы людей. За ценности. Своих не бросим!