Прекрасная голубая смерть - [81]

— Сначала об убийстве речи не было, ведь так?

— В начале не было. Сперва мы просто распустили слухи, что Сомс — пьяница и остался без гроша. Мы думали, что, может, его выведут из правления, в согласии с общественным мнением. Боюсь, мы сильно подпортили ему жизнь, бедняге. — Говоря это, он взглянул на Ленокса почти с вызовом, но лицо детектива сохраняло невозмутимость. Клод продолжал, будто рухнула плотина. — Ничего не получилось, и, понимаете, мало-помалу Юстес убедил меня, что от этого зависят самые наши жизни. Как я вам уже сказал, происходило это будто во сне: убить кого-то, спрашиваю вас? У меня было достаточно денег, друзей хоть отбавляй, богатый дядюшка, пусть и тиран — так как же меня удалось уговорить? Какое безумие! Но до меня дошло только после смерти Пру… а тогда уж от этого зависела самая моя жизнь. Я не мог пойти на попятный, твердил Юстес.

— Продолжайте.

— Нет. Я и так уж наговорил лишнего. Я даже не знаю, какую помощь вы можете мне оказать. — Он стоял у окна, продолжая курить.

Ленокс почти прошептал:

— Наверное, это было нелегко — убить девушку, которую вы знали… которая, возможно, вам нравилась.

— Нравилась? — угрюмо сказал Клод, быстро оборачиваясь к Леноксу. — Да, она мне нравилась, это правда… Помните, как я ужинал один наверху в «Скачках»? Я думаю, именно тогда я по-настоящему понял, что произошло. Когда я очнулся, то в первый раз увидел, каким коварным, жутким человеком был мой кузен… был на самом деле. И меня охватила такая тоска! Это не оправдание, нет, но это правда.

— Что значит: вы очнулись?

— Понимаете, когда я убил Пру, я этого на самом деле не понимал. Юстес дал мне какой-то яд, он его выцыганил у нашего дяди, и еще пузырек с ядом для отвода глаз из комнаты экономки. — Ленокс кивнул сам себе. — Он ведь знает ботанику и пользовался им для растений. А мне откуда было знать? Я Оксфорд еле окончил со степенью третьего класса. Она, думается мне, слышала, как мы говорили про Сомса. И бедняжка Пру настолько доверяла мне, что решила поговорить со мной напрямик. — Он раздавил сигарету и взял новую, предложенную Леноксом. — Он не казался реальным, этот яд. Я как-то не связывал его со смертью Пру, хоть это и звучит странно. Такой маленький пузырек, будто с лекарством.

— Но вы же дрались, не так ли?

— Дрались?

— И вам требовалось заставить ее молчать достаточно долго, чтобы успеть отравить ее после драки. — Заметив, что Клод намерен возразить, Ленокс добавил чуть более резко: — Послушайте, была борьба, в которой вы обожглись.

— Да, вижу, вы, и правда, знаете все. Мы действительно сцепились. Шепотом, чтобы нас не услышали. Но она была жутко рассержена. И я действительно обжегся. Но под конец я убедил ее промолчать, пока я уговорю Юстеса отказаться от плана. Я сказал, что это была просто болтовня.

— Вот так вы ее обманули?

Наступило долгое молчание. Ленокс знал, что подошел момент, когда Клод либо попытается бежать, либо сломается. Неторопливо, без единого резкого движения он достал запыленную бутылку и две стопки из отвратительного гардероба, завещанного ему той или иной тетушкой. Клод был не первым подозреваемым, кого он приводил в эту комнату. Он медленно наполнил стопки ржаным виски и протянул одну молодому человеку. Клод поглядел на нее, помедлил долю секунды, затем взял ее и сделал глоток. С надломом в голосе он продолжал:

— Сделать это для меня было пыткой. В то утро я много выпил, но не это было истинной причиной, почему я не отступил. Это только поспособствовало. Я ревновал, понимаете. Суть в том, что она мне по-настоящему нравилась… что я почти любил эту горничную. — Он засмеялся с таким недоумением на лице, что почти казалось, будто он говорит о ком-то другом, о каком-то другом случае. Ленокс вспомнил Дека и Джеймса, их разные реакции. Очевидно, в Пру таилось нечто особое, и трое молодых людей не просто любили, они были одержимы.

Более не нуждаясь в частых подталкиваниях Ленокса, Клод продолжал:

— И Юстес — он же такой умный! — рассказал мне в то утро про парня из кабака, тайком забиравшегося к ней в комнату. Про Дека. Не знаю, как он это рассчитал, но меня охватила ярость. Она меня пожирала. Я спустился вниз… я подмешал яд в ее стакан с водой… притаился в коридоре. Смотрел, как она пьет, и испытывал почти счастье, знаете ли. Потом сменил свечу, положил записку и оставил какой-то другой пузырек, какой надо было оставить. Вот так.

— И, сделав это, должны были помочь с Сомсом.

Клод взглянул на Ленокса прямо-таки с удивлением, будто прежде разговаривал сам с собой.

— Это правда, — сказал он. — У меня не было алиби на то время, когда умерла Пру, а потому мне требовалось алиби для второго убийства. Я раскаивался, но, вы знаете, не хотел попасть в тюрьму или на виселицу.

Ленокс снова сел в кресло. Снег теперь валил густо. Клод все еще стоял у окна, и теперь, когда оба замолчали, ночь исполнилась глубокой тишью.

— Виселица… нет, не думаю. На минуту мне пришло в голову, что вы пытаетесь провести меня, что на самом деле вы использовали Юстеса. Но вижу, это не так. Необходимо было, чтобы бескровное убийство совершили именно вы, более легкое, то, которое казалось нереальным. Ваш кузен, несомненно понимая, что вы неспособны вонзить человеку нож между ребер, и подтолкнул вас к пределу, за который вы не могли перешагнуть. — Он помолчал. — Нет, виселица навряд ли. Двадцать-тридцать лет тюрьмы скорее всего.