Прекрасная Джоан - [34]

Нам оставалось лишь музицировать да вышивать; я рассказывала Беренгарии о счастливой жизни с Уильямом на Сицилии.

Нравы, царившие при нашем тамошнем дворе, сильно отличались от тех, что были приняты в небольшом замке ее отца в Памплоне – старинном и неудобном. Часто она завистливо вздыхала, слушая описания богато обставленных дворцов в окрестностях Палермо и о тесной дружбе между мной и моим дорогим супругом.

В это время юная Бургинь проводила дни перед зеркалом, меняя одни наряды на другие. Она очень сдружилась с Марией де Кордова. Вскоре в Акру вернулся Балдуин Фландрский, который привез письма и распоряжения Вердену и Лоншану от моего брата Ричарда. Он поведал нам еще об одной крупной победе над Саладином и его полчищами неверных.

– На одного нашего воина приходилось трое неверных, – ликующе рассказывал он. – Но мы сошлись в открытом бою, в месте под названием Арзуф, и перебили их, словно муравьев. Что за славный полководец король Ричард! Солдаты повинуются ему беспрекословно. Они его боготворят! И что должны сейчас чувствовать Саладин и его люди! После Акры – новое поражение…

– Когда же будет осажден Иерусалим? – спросили Беренгария.

– После того как восполним запасы на побережье, – отвечал Балдуин. – Когда я направился к вам, армия двигалась по направлению к Яффе.

Он так ярко описал нам битву при Арзуфе, что мы словно увидели все собственными глазами: палящее солнце, гром барабанов неверных и их крики: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет пророк его!» Мы видели, как сверкают на солнце кольчуги наших рыцарей; видели Рика в гуще боя, с его разящим мечом; видели Саладина, не уступающего брату в храбрости, но он не убивал собственноручно; он скакал по полю битвы бесстрашно, словно свистящие вокруг стрелы были каплями летнего дождя.

Когда Балдуин закончил свой рассказ, я заметила, как побледнела Беренгария; мне же его слова напомни ли о недавней резне, которую, я хотела забыть. Однако наша принцесса-киприотка была очарована неожиданными талантами Балдуина – во всяком случае, она благосклонно принимала его ухаживания, так как других молодых людей поблизости не было. Как бы там ни было, накануне своего возвращения в армию молодой Балдуин поведал мне, что сразу по прибытии в лагерь он собирается просить у Ричарда руки Бургинь.

Я не сомневалась в том, что очень скоро Балдуин раскается в своем решении, но вслух спросила лишь, понимает ли он разницу между собой и своей невестой. Сумеет ли девица, воспитанная на Кипре, жить во Фландрии?

Он кивнул, вспыхнул и неуклюже махнул своей большой, костлявой рукой.

– Она так прелестна, – сказал он, – и так прекрасна. Чего еще можно ждать от жены? В конце концов, она – дочь императора, и я не собираюсь слишком круто менять ее привычки. Я пообещал ей, что все будет так, как она пожелает.

После отъезда Балдуина наша жизнь вошла в привычную колею. К нашему удивлению, в начале октября во дворце неожиданно объявился король Гвидо де Узиньян.

– Мое поручение нельзя назвать приятным, – заявил он в ответ на наши расспросы. – Постыдная правда состоит в том, что все больше наших людей покидает лагерь в Яффе и тайком пробирается в Акру в поисках… м-м… наслаждений. Мне предстоит напомнить им об их долге и принудить вернуться к их обязанностям.

– Наслаждения? – Беренгария изумленно оглянулась на меня.

– Боюсь, что так, ваша светлость. – Король Гвидо сокрушенно кивнул. – Единственное, что их извиняет, – так это то, что против развлечений, которые предлагают им здесь, не в силах устоять многие мужчины.

Мне уже доводилось слышать об оргиях, устраиваемых в Акре; местные женщины учили наших солдат новым, необычным для них способам любви. Поэтому я более или менее понимала, что имеет в виду посланец.

– Яффу мы застали в развалинах, – поведал он далее. – После сокрушительного поражения при Арзуфе Саладину так не хочется снова встречаться с нами в открытом бою, что он теперь стремится разрушить любой город, на который мы можем напасть. Король послал моего брата Жоффруа в Аскалон, и он застал там одни руины – город покинут, сожжен до основания. Когда мы отстроим укрепления в Яффе, мы, скорее всего, пойдем в Аскалон и восстановим его, и лишь после этого начнем осаду Иерусалима. Оказалось, – продолжал он, – что Крестовый поход – не только битвы и слава.

Мы пригласили гостя отобедать с нами. Усевшись за стол, я попросила короля Гвидо рассказывать дальше.

Некоторое время он не решался заговорить и переводил взгляд с меня на Беренгарию.

– Не хочу пугать вас, дорогие дамы, – сказал он, – но думаю, если вы присоедините свои мольбы к нашим, то, может быть, нам общими усилиями удастся уговорить короля Ричарда не рисковать столь дерзко своей жизнью. Должен признаться: если бы не храбрость Уильяма де Пре, ваш государь сейчас, возможно, был бы пленником Саладина!

– Ричард всегда был бесстрашен в бою, – возразила я, – и я не стану упрекать его за это!

– Но это случилось не в бою. Нет, нет, миледи. Это случилось в Яффе, а не при Арзуфе. Он выехал из лагеря, чтобы испытать своего кречета, и взял с собой маленький отряд рыцарей. Когда стало припекать, он велел им всем отдохнуть и поспать в апельсиновой роще. Поспать! Слышали вы что-либо безрассуднее? Шпионы Саладина следили за ними, и вскоре на рощу напал отряд неверных. Ричард проснулся, когда враги уже окружили их; все вскочили на коней, но было поздно. И тут в последний миг де Пре закричал: «Сарацины, я – малек Рик!» Пока неверные окружали его, королю Ричарду удалось ускакать назад, в лагерь.