Прекариат: новый опасный класс - [6]
Что такое прекариат
Что же мы имеем в виду, говоря о прекариате? Объяснить это можно двумя способами. Во-первых, можно сказать, что это такая социоэкономическая группа, к которой отдельный человек может принадлежать, а может и не принадлежать. Это полезно с точки зрения идей и анализа и дает нам возможность использовать, пользуясь выражением Макса Вебера, «идеальный тип». В таком ключе понятие «прекариат» следует определить как неологизм, образованный от двух слов: precarious[2] и хорошо знакомого всем «пролетариат». В данной книге этот термин часто употребляется именно в таком значении, хотя не всегда. Прекариат – это класс в процессе становления, если еще не класс «для себя» в марксистском понимании этого слова.
Мысля в категориях социальных групп, можно сказать, что, если не считать аграрные общества, эпоха глобализации привела к дроблению национальных классовых структур. По мере того как усиливалось неравенство, а мир приближался к гибкому открытому рынку труда, классы никуда не исчезли. Напротив, возникла более дробная мировая классовая структура.
«Рабочий класс», «рабочие» и «пролетариат» – понятия, прижившиеся в нашей культуре за несколько столетий. Люди могут охарактеризовать себя, пользуясь классовой терминологией, и другие их узнают по этим приметам: как они одеваются, разговаривают и ведут себя. Сегодня это почти что ярлык. Андре Горц давно уже писал о «конце рабочего класса» (Gorz, 1982). Другие продолжают ломать голову над значением этого термина и критериями классификации. Вероятно, на самом деле нам нужен новый словарь, отражающий классовые отношения в глобальной рыночной системе двадцать первого века.
Вообще говоря, пока в мире остаются старые классы, мы можем выделить семь групп. На самом верху – крошечная «элита», состоящая из небольшого числа невероятно богатых граждан мира, заправляющих вселенной, у них на счетах миллиарды долларов, их имена в списке «Форбс», а также среди великих и заслуженных, они способны повлиять на любое правительство и делать широкие филантропические жесты. За этой элитой следует салариат,[3] все еще со стабильной полной трудовой занятостью, кое-кто из его представителей надеется дорасти до элиты, большинство же просто наслаждается положенными им благами, с пенсиями, оплаченными отпусками и корпоративными пособиями, зачастую субсидируемыми государством. Салариат сосредоточен в крупных корпорациях, правительственных учреждениях и в органах государственного управления, включая гражданскую службу.
Рядом с салариатом, не только в прямом смысле слова, находится не столь многочисленная пока что группа profitians – «квалифицированные кадры». Этот новый английский термин образован от двух слов: professional («профессионал») и technician («технический специалист»). Это люди, имеющие ряд навыков, которые они успешно выставляют на рынок и много зарабатывают в качестве консультантов или независимых специалистов по контракту, работая на себя. «Квалифицированные кадры» все равно что йомены, рыцари и сквайры в Средние века. Они живут в ожидании нового и в вечном движении, им не нужна долгосрочная, полная занятость на каком-то одном предприятии. «Стандартные трудовые отношения» не для них.
Чуть ниже «квалифицированных кадров» с точки зрения дохода находится все уменьшающееся «ядро» работников физического труда, костяк старого «рабочего класса». Именно о них думали в первую очередь, когда строили государства с развитой социальной системой, а также систему регулирования трудовых отношений. Но батальоны промышленных рабочих, создававших рабочие движения, поредели и утратили чувство социальной солидарности.
А еще ниже этих четырех групп – растущий прекариат, рядом с которым – армия безработных и обособленная группа социально обездоленных, живущая подачками общества. Характер этой неоднородной классовой структуры рассматривается в другой книге (Standing, 2009). Здесь же пойдет речь только о прекариате.
Социологи обычно оперируют понятиями социальной стратификации, предложенными Максом Вебером, – это «класс» и «статус», где класс определяется общественными отношениями по поводу производства и местом человека в процессе труда (Weber, [1922] 1968). Внутри рынков труда, если оставить в стороне работодателей и лиц, работающих на себя, главное отличие делалось между наемными рабочими и служащими, получающими жалованье: первая из вышеназванных групп включала в себя работающих сдельно и с повременной оплатой, по схеме «деньги за старание», а вознаграждением последней было доверие и компенсации за услуги (Goldthorpe, 2007, Vol. 2, Ch. 5; McGovern, Hill, Mills, 2008, Ch. 3). Считалось, что служащие (салариат) всегда ближе к менеджерам, боссам и владельцам, тогда как наемные рабочие, по сути, отчуждены (от средств производства), должны соблюдать дисциплину, субординацию, для них существуют разного рода поощрения и санкции.
По контрасту с классом понятие статуса ассоциировалось с родом занятий человека, более статусные занятия – те, что ближе к услугам специалистов, менеджменту и администрации (Goldthorpe, 2009). Трудность в том, что в большинстве профессий существуют подразделения и иерархии, подразумевающие самые разные статусы.
Книга о том, как в Новом Свете за четыре века его истории – от эры колоний до наших дней – у общечеловеческих явлений благотворительности и филантропии сформировался неповторимый американский облик и как они, достигнув здесь зрелости, своеобразно выглядят сейчас. Книга является второй из публикуемых в России работ автора, посвященных американской филантропии. Первая из них – «Как работает филантропия в США» – была издана в июне 2015 года.
В этой небольшой и яркой книге выдающийся философ Марта Нуссбаум обосновывает важность гуманитарных наук и искусств для всех уровней образования и развенчивает представление о том, что образование, прежде всего, являет собой инструмент экономического роста. М. Нуссбаум утверждает, что экономический рост не всегда ведет к улучшению качества жизни, а пренебрежение искусством и гуманитарными науками неизбежно снижает качество жизни граждан и ставит под угрозу процветание демократических государств. Книга содержит «призыв к действию», план, который предполагает, что модель образования, подтачивающего устои демократии, будет заменена моделью, способствующей ее развитию.
Книга основана на материалах конференции «СССР: жизнь после смерти» и круглого стола «Второе крушение: от распада Советского Союза к кризису неолиберализма», состоявшихся в декабре 2011 г. и январе 2012 г. Дискуссия объединила экспертов и исследователей разных поколений: для одних «советское» является частью личного опыта, для других – историей. Насколько и в какой форме продолжается жизнь советских социально-культурных и бытовых практик в постсоветском, капиталистическом обществе? Является ли «советское наследие» препятствием для развития нового буржуазного общества в России или, наоборот, элементом, стабилизирующим новую систему? Оказывается ли «советское» фактором сопротивления или ресурсом адаптации к реальности неолиберального порядка? Ответы на эти вопросы, казавшиеся совершенно очевидными массовому сознанию начала 1990-х годов, явно должны быть найдены заново.
100 лет назад Шпенглер предсказывал закат Европы к началу XXI века. Это и происходит сейчас. Европейцев становится все меньше, в Париже арабов больше, чем коренных парижан. В России картина тоже безрадостная: падение культуры, ухудшение здоровья и снижение интеллекта у молодежи, рост наркомании, алкоголизма, распад семьи.Кто виноват и в чем причины социальной катастрофы? С чего начинается заболевание общества и в чем его первопричина? Как нам выжить и сохранить свой генофонд? Как поддержать величие русского народа и прийти к великому будущему? Как добиться процветания и счастья?На эти и многие другие важнейшие вопросы даст ответы книга, которую вы держите в руках.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Левинсон пишет о московских протестах, как если бы они происходили одновременно в разных топосах: в интеллектуальном, в социологическом, в России в целом, в интернете и, наконец, в публичном пространстве Москвы. Топосы эти сложным образом перетекают друг в друга и друг с другом пересекаются, образуя сложную и неочевидную систему открытых сцен, убежищ, коммуникативных каналов, точек накопления и наоборот, высвобождения энергии.