Преемник. История Бориса Немцова и страны, в которой он не стал президентом - [258]

Российский зенитный комплекс появился под Донецком не случайно. В июне, с избранием нового президента Украины – им стал стоявший на Майдане бизнесмен и политик Петр Порошенко, – украинская армия развернула полномасштабное наступление на восток, отбивая у сепаратистов город за городом, селение за селением. Россия участвовала в боях все активнее – через границу переходили диверсионные бригады, добровольцы, военная техника, – но этого оказалось недостаточно: к началу августа украинцы окружили Луганск и вышли к окраинам Донецка. Еще через две недели война практически завершилась: повстанцы были близки к разгрому. Украинской армии оставалось лишь перекрыть последнюю асфальтовую трассу, соединяющую Донецк с российской границей в городке Иловайск, и Киев вернул бы контроль над Донбассом. Путин этого допустить не мог. На территорию Украины вошли элитные российские части. Наступление украинских сил захлебнулось, когда больше двух тысяч украинских военных оказались окружены в иловайском котле. Сотни солдат погибли, сотни попали в плен. Поражение в Иловайске вынудит Порошенко подписать первый мирный меморандум, и станет окончательно ясно: Донбасс не возвращается под контроль Киева, по крайней мере, не на его условиях.

Войны не бывают без жертв. Первой о гибели российских солдат на территории Украины рассказала псковская газета “Псковская губерния”. Она опубликовала репортаж с похорон двоих псковских десантников – вскоре выяснится, что во время боевых действий под артобстрелом погибли несколько десятков российских солдат. Похороны проходили тайно, но издатель газеты, депутат местного парламента Лев Шлосберг, узнал про них. “На какой войне и ради кого погибли эти молодые парни? – писал он. – Зачем российскому государству сейчас это молчание и как долго оно надеется скрывать то, что совершенно невозможно скрыть?” ³⁰ Шлосберг рассказал, что на семьи погибших давят, чтобы те молчали о случившемся. Через несколько дней его сильно избили и он оказался в больнице, другие журналисты, приехавшие на кладбище за подтверждением его слов, тоже подверглись нападениям неизвестных. Так война с Украиной продолжалась и в России – как война против правды о войне.

“Я не хочу, чтобы погибали люди. Не хочу, чтобы погибали русские, не хочу, чтобы погибали украинцы, – говорил Немцов. – Не хочу, чтобы были беженцы… Я считаю преступлением, просто самым настоящим преступлением войну Путина против Украины” ³¹.

Государственная пропаганда не просто скрывала правду о потерях – на российском телевидении война с Украиной стала виртуальным телевизионным сиквелом Второй мировой, в котором направляемые Западом, реинкарнацией Третьего рейха, “бандеровцы” и “фашисты” хотят покорить русский Донбасс, а вслед за ним и Россию. В то же время социологические опросы показывали: отправлять своих детей на фронт, участвовать в настоящей войне российские граждане не готовы и не хотят. Значит, рассуждал Немцов, надо донести до них правду. “Я считаю, что мощное и массовое антивоенное движение остановит войну”, – говорил он ³². Остановит, как это было в 1996-м, когда он привез Ельцину миллион подписей против войны в Чечне. Война завершится, когда народ потребует ее завершения.

Именно тогда Немцову пришла в голову мысль написать доклад о войне, опубликовать его большим тиражом и раздать людям. Он был таким же местным депутатом, как и Лев Шлосберг. Через месяц-два он придет к своей помощнице Ольге Шориной и, опасаясь, что их прослушивают, напишет ей записку: с ним связались родные погибших солдат из Ярославской области, и он должен заняться этим. Так начнется работа над докладом “Путин. Война” – друзья и соратники Немцова будут заканчивать эту работу уже после того, как его убьют.

Вторая очевидная мысль: массовая демонстрация. Протестовать на улице без санкции властей становилось все опаснее. Летом в Уголовном кодексе появилась новая статья, по которой третье за полгода административное наказание за участие в несогласованном митинге превращалось в уголовное: теперь за выход на улицу можно было угодить не на 10–15 дней в изолятор, а на несколько лет в колонию. Для Немцова это было важно. “Людей надо беречь. Уводите с улиц всех, кого можете”, – говорил он своим соратникам. На задуманное им антивоенное шествие 21 сентября – “Марш мира” – он разрешение получил. Риск был другой – политический. Протестные настроения подавлены мощной патриотической волной – сколько людей будут готовы выйти на улицы под лозунгами “Нет войне с Украиной!” и “Путин, хватит врать и воевать!”? Но неожиданно московские бульвары оказались заполнены людьми: на демонстрацию вышли 50 тысяч человек. Немцов был очень доволен.

– Я патриот страны. Я против войны. Я не хочу, чтобы приходил груз-200, чтобы плакали наши жены и матери, – говорил Немцов с трибуны. – Путин больной человек. Он психически больной человек. Но он не просто больной человек. Он циничный и подлый больной человек. Он хочет править нами вечно. Пока не умрет Россия. Он решил перейти к открытой диктатуре: концлагеря, политзаключенные. Нам надо это, скажите?