Предупреждение путешествующим в тумане - [3]

К краснокирпичной стене прилепилась покосившаяся палатка, в которой торговали сигаретами и всякой ерундой.

* * *

В автобусе нещадно наступали на ноги и просили прокомпостировать талоны.

Город вливался в меня своими голосами.

— Он, говорит, артист, а сам всю жизнь в клубе, на баяне…

— Разве датская колбаса — это колбаса? А окорок? Где вы раньше видели окорок без жира?

— Да куда ты со своей сумкой прешь? Не на митинге…

— Доктор, объясняю, это не грыжа. Откуда ей взяться, грыже-то…

— Вы, гражданин, локти при себе держите… Что значит, вам моя грудь мешает? Никому не мешает, одному ему…

— Говорят, на фабрике зарплату хозяйственным мылом выдают… Теперь будут мылом закусывать, без всякого предварительного застирывания…

Город возвращался с работы по домам, квартирам, коммуналкам, койкам в общежитиях, чтобы затаиться до утра. Он обволакивал меня и сам оставался бесстрастным…

* * *

Через четверть часа мы уже сидели под продуваемым ветром полосатым тентом летнего кафе. Еще только смеркалось и сквозь поредевшие узоры деревьев проглядывал раскаленный шар заходящего солнца.

Эдгар был таким же, как пять лет назад, когда провожал меня в аэропорту Шереметьево. Мы рассчитывали скоро встретиться вновь. Но незаметно прошло слишком много лет…

В оправдание могу сказать — я всегда помнил об Эде…

— За границу больше не ездишь? — Эдгар прикуривает сигарету. У него дурная манера постоянно держать сигарету в уголке рта. От этого один глаз всегда щурится, и лицо приобретает брезгливое выражение.

— Нет. Медкомиссию не прошел.

— Понятно… А я всегда, как кино про шпионов смотрю, тебя вспоминаю.

— В кино все выглядит по-другому.

— Конечно. Это я так, к слову. А чем теперь занимаешься?

— Работаю в журнале…

Сумерки продолжают наступать на город, улицы постепенно пустеют. Я рассказываю историю с аварией, и когда дохожу до того места, что машина будет готова только в понедельник, Эдгар перебивает:

— Подожди. Еще кофе, пожалуйста, — обращается он к официанту.

— Мы уже закрываем, — невозмутимо отвечает официант.

— Пойдем ко мне? — предлагает Эдгар. — Я имею в виду лабораторию. Там, заодно, подумаем, где тебе сегодня ночевать. Я ведь сам после развода в общежитии…

— Хорошо. В лабораторию, так в лабораторию.

Мы идем по сумеречным улицам, и наши шаги тонут в шорохах города. В глубине тусклого неба уже замерцали первые звезды. С реки потянул промозглый ветерок. Я поднял воротник плаща. Мы дошли до моста и остановились. Облокотились на чугунные перила, посмотрели, как под мостом проплывает баржа.

Вода чуть рябила, и на ней отражались зеленые огоньки фонарей. Мы перешли мост и стали взбираться по крутой улочке. Эдгар дымит очередной сигаретой, лицо у него сосредоточенное. Словно хочет что-то сказать и не решается.

— Вот мы и пришли, — он сворачивает к высокому дому, который будто гвоздь торчит посреди пологого провинциального городка. — Наша гордость. И кому в голову пришло построить институт здесь, а не где-нибудь в столице?

— Так ведь он же был засекреченный, вот и прятали подальше.

— Он и сейчас засекреченный, — кивает Эдгар, — только всем уже наплевать. И слава Богу. Работаем как городская больница.

Оборудование ведь такое, что и в Москве нет.

На проходной Эдгар показывает удостоверение, объясняет, что я с ним, и нас пропускают. Лаборатория Эдгара находится на седьмом этаже. Мы прошли через двери с вывеской «Биохимическое отделение», и я окунулся в запахи, присущие всем лабораториям.

Эти запахи никогда не вызывали у меня бурной радости — слишком они напоминали о стоматологическом кабинете или операционной.

Эдгар приоткрыл дверь в кабинет. Там за столом сидела по-мальчишески худенькая девушка в белом халате и печатала на машинке. Она казалась совсем молоденькой, и, если бы не злоупотребляла косметикой, я бы принял ее за подростка.

— Марина, — крикнул Эдгар, — пора начинать, вам не пришло это в голову?

— Да, да, иду, — ответила она на удивление низким голосом и улыбнулась. Улыбалась она искренне.

— Сейчас серия опытов, Эдгар обернулся ко мне. — Рабочего дня не хватает. Ты извини, я должен…

— Давай. Мне тоже интересно, чем ты занимаешься.

Эдгар вошел в лабораторию и склонился над клеткой с белыми крысами. Потом приоткрыл дверцу и ловко вытащил одну.

— Пора бы уже, — сказал он, глядя на часы. — Две минуты осталось. Тут главное — все вовремя.

Мне стало скучно. Я прошелся вдоль клеток, остановился у окна. Лежавший под нами город погрузился в темноту, лишь переливались далекие и близкие электрические огни.

— Ты ведь охотник? — спросил Эдгар.

— В некотором роде.

— Не мог бы мне крысу укокошить? Терпеть не могу сам.

— Нет уж, уволь. Я ружейный охотник.

Эдгар вздохнул.

— Давайте я, — сзади неслышно подошла та самая худая девушка, которую я видел в кабинете.

Отработанным движением она умертвила крысу, потом приколола тушку к пробковой подстилке и стала делать надрезы.

— Это еще что, — Эдгар покачал головой. — Иногда в одной серии приходится убивать не меньше сотни экземпляров.

— У тебя тут можно курить?

— Не рекомендуется. Пойдем в кабинет. Кстати, там ты сможешь сегодня переночевать. А завтра утром будет гостиница. Я договорюсь, чтобы тебя оформили, будто ты приехал в институт в командировку. Иначе сдерут втридорога, как за пятизвездочный отель.