Предтечи зверя. Максим - [11]

– Ну что же, пора. Думаю, залеживаться тебе не следует. Динамика исключительно положительная. Пора… - профессор тяжело вздохнул. Пора, - повторил он. - Отцу я позвонил, так что прощайся.

– До свидания, профессор, спасибо вам, - начал Максим.

– Да нет, - рассмеялся Василий Иванович. Не со мной. С новыми знакомыми, с друзьями, так с казать, по несчастью, с обслуживающим персоналом. А мы с тобой попрощаемся попозже. Когда тебя забирать приедут. А вас, молодой человек, порошу в кабинет, - кивнул Хоме профессор и, ссутулившись, вышел из палаты.

– Чего это он? - поинтересовался Макс, когда из палаты вышел и Хома.

– А, все эта пресса. Вчера приходили, видел? Он перед ними бисер метал, а они… Там, в четвертой палате, - очень тяжелый. Тоже профессор оперировал. Половину мозгов удалять пришлось. Так он - родственничек одного из этих журналистов. Ну вот, тот и говорит в конце интервью: "По какой таксе Вы эти чудеса устраиваете? Вот за Богдановича Вам что, не доплатили? При одинаковых травмах, одна уже ходит, а он - в всё без сознания?" Ну что тут ответишь?

– Ну, что время не пришло.

– Нет, наш В.И. врать не будет, - с гордостью отвергла эти предложения Светлана, заканчивая утреннюю уборку. А ты, вот, выписываешься.

– Ну…

– Счастливо тебе - привычно пожелала медсестра и выскочила передавать смену.

– Не знает и ничего не помнит, - понял подросток. Это радовало, но и вызывало грусть. Он тут такое сделал… и никто не ценит. Не знают. Думают, профессор. Сердце на мгновенье обожгла ревность, но сейчас же уступила место здравому смыслу. Никто ничего не знает. Сам хотел этого. Профессор… хороший добрый старик. И такие операции! А сейчас - на тебе. Не верят. Он вспомнил согбенную спину профессора, вспомнил, каким счастливым майским жуком он влетал, когда дела больных шли на поправку.

– Отблагодарить? - пришла вдруг в голову мысль. А почему бы и нет? Силенок хватает. Напоследок? Один разочек, - уговаривал он себя, ежась от воспоминаний о боли. Потом на солнышко. Ну, решайся. Обругав себя трусом и решившись, Макс быстро прошмыгнул в соседнюю палату. Она ничем не отличалась от его палаты номер три - разве что два тяжелых неподвижных тела с забинтованными головами издавали пренеприятнейшие запахи. Видимо, после ночи до них у медсестер все еще не дошли руки. Но думать о причинах и последствиях было некогда. Максим протянул ладони сразу над обоими. (Дуплетом - пронеслась и сразу где-то спряталась шальная мысль). Теперь он больше знал, что и как следует делать. Мысленно он проник в мозги каждого и увидел похожие на ранее виденные повреждения - черную опухоль у одного и знакомую черную пропасть у другого. "Вырезали у этого" - понял он про несчастного с пропастью. Это он - родственничек. Но второй… Он же не виноват, что нет в родне журналистов. Ладно, обоих. Времени, конечно, для полного излечения мало. Ну, хоть полпути к выздоровлению. Но могу же помочь! Ну, должен, если могу! И появились уже знакомые лучи, и пришла уже знакомая боль…

Возвращавшийся с осмотра Хома подхватил стоящего в коридоре соседа и заволок его в палату.

– Что с тобой? Опять? Где? - задавал он вопросы, тормоша соседа. Ты это, не отрубайся. Чего тебе?

– Солнца. На двор…

– Я помогу. Ты только не отрубайся, - повторил второй юноша, поднимая Макса с кровати.

– Ну вот, тяжело отдуваясь, усадил Хома своего знакомого на скамейку. Последние два пролета лестницы он практически нес Максима на руках.

– Спасибо, - прошептал беспокойный сосед, подаваясь вперед и вверх, к лучам солнца.

– "Спасибо", - пробурчал своему спасителю Хома. - Нашел время. Скоро батька приедет. А ты что вытворяешь?

– Пока приедет, я оклемаюсь. Мне главное - солнышко. И - покой, попросил Макс, не вдаваясь в подробности.

– Ладно, отдыхай, я отойду, - обиженно ответил подросток и резко рванулся внутрь здания.

Макс не отреагировал. Он был измучен и опустошен. И как они делают это с толпами? - подумал он о великих целителях. Может, какое обезболивающее принимают? Он вдруг улыбнулся этой мысли, а затем оцепенел, впитывая в себя солнечные лучи. "Вот что чувствует аккумулятор при подзарядке", - решил он.

Хома в это время сидел в палате, ожидая развития событий. Но было тихо. Не выдержав, он пошел в соседнюю палату. Таинственный сосед выходил отсюда, выходил никакой, как тогда, когда лечил (лечил?) его. Значит, вот-вот начнется. Он еще брезгливо смотрел на этих "живых трупов", когда один из них зашевелился, попробовал приподняться, затем гнусным голосом заныл: "Сестра, утку!". После повторения этого призыва в палату ворвалась медсестра - та самая красавица, с которой о чем-то шептался ее сосед. Она машинально подложила под больного заказанную посудину, затем всплеснула руками и выскочила вон. Звать профессора - понял Хома.

– Где я? - спросил вдруг второй больной.

– Ну, началось, - понял Хома и, ответив вопрошающему, что тот на поле чудес, решил ретироваться. В коридоре он столкнулся с офицером и его дочкой. И хотя подросток, как и все местные, недолюбливал "белую кость", мужик был такой счастливый, а идущая под руку девчонка так радостно улыбалась, что юноша широко улыбнулся им в ответ и кинулся во двор.