Предсмертная исповедь дипломата - [9]

– Но ты, мой любимый морпех, ведь никогда такого не сделаешь?

– Нет, и ничего подобного не мог сделать и Костя. Так что, выброси это из своей красивой головки.

Мы шли за дочкой, которая в это время уже завершала урок музыки, поднимались по прямой узкой тропинке, идя вверх. Настя шла впереди, оставив мне удовольствие любоваться её точенной фигуркой, плавным перебором стройных ножек и дерганьем влево-вправо её каштанового «хвостика» на гордой головке. Я завидовал сам себе, что у меня такая чистая, гордая, красивая и в меру разумная жена. «И надо же, – думал я, – дал мне Бог такую жену, о которой не мечтал даже в лучших снах. И это мне, который был убежден в ненужности брака как такового, не хотел его, возможно в силу того, что мои первые любовные вспышки окончились неудачно, а любовь стала казаться бессмыслицей. Я никак не мог понять простую вещь – что такое первая любовь, и почему первая любовь кажется последней и навсегда, а последняя – первой, и как будто до нее ничего подобного и не было.

Может быть это та, которая у мальчика появляется в начальной школе к соседке с двумя косичками на соседней парте? Или в средней, когда уже хочется писать стихи в ее честь и читать их ночами напролет и дарить цветы? Или в ВУЗе, когда после сданного с большим напряжением экзамена хочется бродить вдвоем по вечернему городу и нести всякую чушь, что бы только произвести на нее яркое впечатление «супергероя»? Или потом, когда понимаешь, что скоро можешь остаться в гордом одиночестве, став жертвой своей разборчивости, когда все твои товарищи уже устроили свою семейную жизнь и, как это выглядит всегда со стороны, вполне удачно. Во все эти периоды возникают чувственные и эмоциональные влечения полов друг к другу.

И как сказал великий поэт: «… любви все возрасты покорны, её порывы благотворны…». Наверное, как это помнится, моя первая любовь состоялась в пятом-шестом классе к однокласснице Эле Резниченко. Там для меня, конечно, было все безнадежно. Все было против меня. У нее была изумительная голливудская внешность. Мы, имея в виду наши послевоенные времена, тогда только начали смотреть «трофейные» фильмы – американские с субтитрами – там впервые увидели голливудских куколок и от их броской внешней красоты обомлели. И вот эта Эля была для меня такой. Но дело было даже не в том, что она, при всей ее русской серьезности была эффектной блондинкой и, как я считал и до сих пор считаю или мне казалось, идеальной. Красивая девочка и пригожий мальчик могли бы между собой поладить, но…мы были разновозрастными, хотя и одноклассниками, и жизнь нас никак не могла хотя бы чуть сблизить. Она осталась в годы войны в оккупации, а я с семьей эвакуировался. И когда я появился в пятом классе в свои двенадцать лет, ей было уже, пожалуй, пятнадцать или около того. Из этого явствовало, что шансы мои даже на дружбу с ней были равны нулю. Тогда причем здесь любовь? Она – любовь – не только в моем воображении в то время, а, скорее всего, в том влиянии, которое этот человек оказал на всю мою жизнь.

Случай вышел простой, простейший даже. Мы идем как-то в теплый весенний день 1945 года всем классом в ближайший колхоз помочь в сельхоз работах. Прекрасное утро. Рано, но солнышко уже высоко. Идем цепочкой по тропинке. Эля за мной. В классе много ребят возрастом старше меня, все также по причине оккупации. Они в свои пятнадцать лет чувствовали себя уже как бы взрослыми, пытались курить (на папиросы, у них не было денег, а были вместо этого самокрутки – газетный обрывок плюс махорка). Предложили мне приобщиться. Разве я мог отказаться?! Принял самокрутку, затянулся достойно, даже не закашлялся, но…, желая выглядеть взрослым, стал сплевывать. И вот слышу сзади как бы ласковый, но уж очень насмешливый голос: «Паша, кончай маяться дурью! Тебе совсем не идет курить, ты выглядишь смешным…».

Спасибо, слова, сказанные на всю жизнь! Они не улетели на ветер. Я молча выбросил самокрутку, а потом в жизни никогда не брал в рот ни одной сигареты, даже всемирно известных фирм. К тому же, стал на дух не переносить табачный дым. Вот и скажите, я действительно любил эту девушку или мне показалось? Но заметьте, я даже запомнил ее имя и фамилию. Была эта любовь первая, хоть и безответная или… как-то иначе, скажем просто подростковая влюбленность? Ответ вряд ли может быть со стороны. Это человек решает сам.

И вот я смотрю на Настю сзади, смотрю волнительно и сам себе говорю: причем здесь первая любовь, вот она, моя любовь последняя, в ней моя радость и жизнь. Но это мои мысли. А Настя, оказалось, думает об ином. На вершине холмика, когда мы поднялись, она остановилась, обернулась ко мне и, как-то испытующе глядя на меня сощуренными глазами, спросила:

– Ты всегда будешь любить меня?

До сих пор, даже идя в ЗАГС, мы как-то избегали ставить этот вопрос вот так – в лоб, ибо, как сказано в очень и очень известной песне: «о любви не говори, о ней все сказано, сердце, верное любви, молчать обязано…» Все между нами изначально было понятно без слов, хотя наши перешедшие в брачный союз отношения были невероятно необычны, полны чувств, да, пожалуй, и просто невозможны.