Предсмертная исповедь дипломата - [2]

Наверное, для другого человека потеха вроде лая под столом не имела бы никакого значения, но не для Насти с ее гордым, независимым характером. Другое дело, что не следовало бы ей ввязываться в спор с Костей, зная его приличный класс игры и ограниченные собственные способности.

Я подошел к группе зрителей – шумных и оживленных – пристроился к ней сбоку. Играв третьей, решающей партии пока не начиналась и не оставалась ничего другого как внимательно взглянуть на игроков.

Настя была заметно в приподнятом настроении и духе, вся раскраснелась, дышала часто, но легко. Она радовалась, как ребенок, обнимала стоящую рядом дочь, которая очевидно тоже радовалась не меньше успехам мамы. Мне восторг Насти показался несколько наигранным, но понятным, поскольку любая победа, пусть даже малозначимая, для человека – бойца всегда дорога. Но мой некоторый скепсис не мешал наслаждаться видом собственной жены, которая, находясь на пике спортивного взлета, выглядела в настоящий момент явно прекрасно. И дело было не в ее природной милой симпатии и в прекрасной фигуре, а в том, что восторг ее сильно омолодил: в свои тридцать она смотрелась, пожалуй, на двадцать. Глаза ее блестели победной радостью. Но радость притухала, когда взгляд ее падал на соперника. В конце – концов, никто в поединке «корову не проигрывал», но Костя был как будто не в себе. Обычно подобное обстоятельство не могло оказать на него какое-либо серьезное воздействие, в душе он был выше подобных обстоятельств и негативных эмоций. Ему случалось проигрывать той же Насти, но казалось, его это даже развлекало. Я подозревал, что он в таких случаях слегка подыгрывает сопернице, казалось, ему это даже как – то нравится. Однако, сегодня в этих, общем – то обычных обстоятельствах, Константин выглядел несколько странно. Он привычно улыбался, отшучивался от тех, кто пугал его собачьим лаем под столом, как и от тех, кто его пытался взбодрить, ибо этого – бодрости – Кости явно не хватало, и именно поэтому он был не похож на самого себя. Мы встретились с ним глазами и, поскольку я знал его много лет, понял, что он уже в принципе разбит. Разбит не игрой, которая при любом исходе могла его лишь веселить, а чем-то другим, чего я не мог и даже в тот момент не пытался предположить. Я был уверен, что никаких тяжких проблем перед ним в это время жизни не стояло. Да, пару недель назад его жена с сыном уехали в Москву. Так мы обычно всегда делали, поскольку отпуск в один месяц был явно не достаточен, чтобы посетить родню с одной и с другой стороны. А так жена посещала сначала своих, а когда, скажем, через месяц появлялся в Москве супруг, можно было посетить его родственников, а возможно и выкроить какое-то время на отдых в Подмосковье. Как ни хорошо было в далекой Австралии, но всегда тянет в родные места и просторы.

Дела служебные у Кости были, как мне казалось, и как я знал, в полном порядке. Я, конечно, не мог знать всего, поскольку мы, хотя и служили в одном посольстве и числились дипломатами, происходили из разных ведомств. Если я проходил службу по линии МИД, то есть был, как говорится, «чистым дипломатом», то Константин, числясь формально дипломатом, работал на Министерство обороны, иначе говоря, он находился под «дипломатической крышей». Но Австралия не член НАТО, связь ее с нашей страной в военной сфере было около нуля и Костя вряд ли мог быть слишком загружен делами военными. Скорее он был во многом занят проблемами военной экономики. А сфера моей деятельности касалась внешней и колониальной политики Австралии, относясь, в том числе, к деятельности ее в блоке АНЗЮС (Австралия, Новая Зеландия и Соединенные Штаты). Именно эту деятельность мы и рассматривали вместе с Костей и очень внимательно: он как человек военный, а я – как дипломат. Как бы то ни было, состояние служебных дел Кости я знал совсем неплохо. Его личная жизнь проходила на моих глазах, поскольку мы жили в одном доме, хотя квартиры находились на разных этажах. Дружили мы семьями, что в нашем положении было весьма логичным и правильным. Это было тем боле так, поскольку сдружились наши жены, сыгрались дети – одного возраста – семь лет, а круг интересов не мог не совпасть, поскольку, честно говоря, в маленьком посольстве все вынуждены уметь сочетать свои личные интересы с интересами колонии. В противном случае ничего не остается, кроме как исполнения расхожей фразы: «чемодан – самолет – домой» – с перспективой подыскать иную работу по своему характеру.

С отъездом жены и сына в отпуск Константин много времени проводил в нашей семье, по крайней мере, ужинал он всегда вместе с нами. Много времени мы проводили в беседах и, если бы в его жизни что-то было не так, он бы скрывать не стал.

Итак, Константин отвел от меня свой печальный взгляд и пошел к игральному столу. Он стоял у него, несколько сутулясь, и это было вместо обычной для него решительной боевой позы и строевой выправки. «Что с ним?» – подумал я и перевел взгляд на Настю, всю, как говорится, полную задора и огня, донельзя стройную и собранную. Она с нетерпением ждала подачи противника, взгляд ее стал цепким, даже как бы суровым. Я не мог ею не любоваться. Это для меня был не столь частый радостный момент любования женой, момент, возможно, радостный потому, что задерганные повседневными делами, устав от всяческих проблем, нам, мужчинам, редко случается так вот, просто и искренне любоваться своими женами, любоваться так, как это делается в самом начале брака. Любоваться с любовью? Да-да, с любовью, которая с течением совместной жизни отходит куда-то на обочину семейных личных отношений, прячется под ворохом проблем, настоящих или надуманных. Спросить: ты жену любишь? Да. А ты её любишь? Посмотрят на тебя, как на недоумка. Правда, пожав плечами, ответят: ну да! Ответят почему – то нехотя и вяло.