Предотвращенный Армагеддон. Распад Советского Союза, 1970–2000 - [59]

Головоломка российских реформ заключалась в том, что помимо труднодостижимой макроэкономической стабилизации они требовали освоения государством совершенно новых функций, в том числе укоренения государственной власти в организованных электоральных группах и в сознании отдельных граждан, и это в условиях громоздкого и недееспособного государства, отсталой и нерыночной экономики, полученных в наследство от СССР. Именно в этом заключалась наиболее глубокая причина того, почему серьезные либеральные реформы в России так и не состоялись. Они были просто невозможны в складывавшемся десятилетиями социальном и институциональном пространстве при полном исчезновении даже того ограниченного контроля над чиновниками, какой существовал в советское время. Дискурс «неолиберальных реформ», подразумевавший, что советское прошлое почти полностью ушло в историю, привел к тому, что вопрос о том, существуют ли вообще в стране собственность и рынок, оказался подмененным в политических баталиях (и до известной степени в социально-экономической реальности) вопросом об их наилучших формах. «Реформы» также гальванизировали огромные и поначалу дезориентированные лоббистские группы советской эпохи. Культивирование больших надежд оказалось самоубийственным предприятием. В итоге вся вина за бесконечные бедствия России была возложена не на советское наследие, а на «реформы». Правда, поедание и присвоение останков советского прошлого в 1990-е достигли такого размаха, какой мог бы претендовать на масштабы «реформы». Преподав тяжелые и болезненные уроки, она создала новые, хотя все еще очень ограниченные возможности движения вперед.

Иначе говоря, советский распад был именно распадом, а не свержением социалистического общественного строя (как, например, в Польше), и в постсоветской России этот распад продолжился[179]. За пределами богатой и эффектно обновляемой Москвы и некоторых других крупных городов стремительное сползание вниз не прекращалось на протяжении всех 1990-х. По-прежнему ходили поезда дальнего следования и работал городской общественный транспорт, однако построенные в советские времена больницы и школы становились все более ветхими или закрывались, а энергетические сети старели и становились все менее надежными. Из 1300 работавших в России до 1991 года аэропортов к концу 1990-х осталось около 250, да и те нуждались в срочном переоборудовании. Речные суда советской эпохи ржавели вдоль некогда популярных маршрутов к полуразрушенным базам отдыха. Российские тюрьмы, контингент которых никогда не был меньше миллиона человек (больше, чем было во всем СССР в последнее десятилетие его существования), вынуждены были пропускать до 5 миллионов заключенных ежегодно, в том числе не менее 100 тысяч больных тяжелыми хроническими заболеваниями. Алкоголизм, существовавший и до 1991 года, поразил до 20 миллионов россиян — 1/7 часть населения. Средняя продолжительность жизни уменьшалась (начиная с 1970-х), а численность населения падала. Токсические отходы продолжали сливаться в реки и попадать в грунтовые воды. «Никакая другая крупная индустриальная цивилизация не отравляла столь долго и систематично свою землю, воздух, воду и людей», — писали аналитики об СССР, добавляя уже в отношении России, что «ни одно развитое общество не сталкивалось со столь безотрадными политическими и экономическими итогами этой практики, имея при этом столь незначительные средства для инвестирования в восстановление природной среды»[180].

Несомненно, наиболее впечатляющим проявлением распада была дезинтеграция самых больших в мире вооруженных сил — как если бы демонстрировавшиеся когда-то по американскому телевидению карты, изображавшие советскую мощь, были не более чем миражом. Одной из причин упадка армии был распад Союза: ведь многие системы, например противовоздушной обороны, были едиными структурами, фрагменты которых оказались теперь рассеяны по различным государствам. Другой причиной была нехватка денег. В 1989 году в СССР было построено 78 подводных лодок и военных судов, а в России спустя десятилетие — всего 4, одна из которых — «Курск» — взорвалась и затонула. Почти все вооружение, производившееся радикально сократившимся военно-промышленным комплексом, было предназначено на экспорт, поскольку иностранные покупатели платили «живыми деньгами». Много военного оборудования, доставшегося России от СССР, было брошено из-за нехватки запасных частей и невозможности техобслуживания. Неожиданно оказалось, что ВМФ Швеции имеет на Балтийском море втрое больше сил по сравнению с Россией, а Турция — вдвое больше на Черном море. Дальневосточный российский флот практически прекратил свое существование, ржавея в портах. Что касается сухопутных сил, то Россия унаследовала от СССР 186 дивизий, примерно 2/3 от количества, имевшегося в 1985 году. Однако к 1996 году Россия имела лишь 30 дивизий, да и то на бумаге. В лучшем случае 10 из них были боеспособны. Не менее насущными для армии, чем политические и экономические перемены, стали проблемы безопасности, окружающей среды и здоровья. Между тем внутренние войска МВД разбухли до 29 дивизий, а налоговая полиция и персонал нового Министерства по чрезвычайным ситуациям были милитаризированы подобно американским полицейским отрядам быстрого реагирования — как если бы Россия переживала полномасштабную гражданскую войну.