Предел тщетности - [36]

Чтобы отвязаться от назойливых спутников, я решил добираться до места встречи своим ходом, накинул куртку, уже в дверях вспомнил, что не в курсе, сколько стоит проезд на метро и какие манипуляции надо произвести с деньгами, чтобы пройти за турникет или что там теперь.

Позвонил Наталье, она подробно, будто школьнику расписала последовательность действий от подъезда до Чистых прудов, не забыв добавить несколько слов о дикаре в объятиях цивилизации. Москвич в третьем поколении, в полной мере осознавший себя гостем столицы, впервые попавшим в мегаполис, я отправился в путь, повторяя про себя вводные жены — наслаждаясь позабытыми ощущениями, не замешкался у эскалатора, сразу взял нужный темп на длинном переходе и без особых усилий вынырнул из подземелья, преодолев поставленный маршрут.

«Наше место» была третья лавочка справа на Чистых прудах, если стоять спиной к выходу из метро. Макар меня уже ждал, мы похлопали друг друга по плечам, хотели обняться, но вышло неуклюже, засмеялись и смех стер возникшую неловкость, будто расстались вчера, недоговорив.

— Как жизнь? — спросил Макар, закуривая.

— Если ответить коротко — никак.

— А если развернуто?

— Если развернуто, то вполне.

— Удивительно. Ты все такой же. Узнаю брата Васю Никитина.

— Ты бы еще больше удивился, если бы я внезапно стал Петей Соколовым.

Я оглянулся, на соседней лавочке два бомжа с земляными лицами пили отраву из пластиковых стаканчиков, а третий лежал с краю, поджав ноги в кроссовках, положив под голову грязную холщовую сумку, эдакие хиппи переростки двадцать первого века. Желание присесть сразу исчезло.

Надо опустить куда-нибудь пятую точку, не особо холодно, но стоять на бульваре все-таки зябко. Макар тоже чувствовал себя неуютно, оглянувшись вокруг, пробежал глазами вывески и остановил выбор на Шоколаднице. Увидев скептическую гримасу на моем лице, предложил пройтись до заведения на воде и приземлиться там.

— Раз тебе Шоколадница по статусу не подходит, пойдем в Шатер.

— По статусу мне скоро на скамейке куковать придется.

— Никитин, не прибедняйся.

Всем известно, что я недолюбливаю общепит — под какой бы шикарной вывеской он не маскировался, суть его остается одна — незнакомые люди делают вид, что пытаются осчастливить любой ценой, но за твой счет. В небескорыстном рвении они почти ничем не отличаются от телефонных террористов, мечтающих вправить спину, по ходу запудрив мозги с той лишь разницей, что ресторанные работники не стоят на улице и не хватают за рукав, а терпеливо ждут, когда ты добровольно попадешь в расставленные сети. Ни один великий ресторатор, если его прижать к стенке как следует, а не понарошку, не даст голову на отсечение, что в его заведении официант тайком не плюнет вам в суп. Жена считает гипертрофированное отвращение к еде приготовленной чужими руками, перетекающее в мизантропию к владельцам этих рук следствием глубокой психологической травмы, что я получил на овощной базе еще в советские времена, когда увидел как пьяный кладовщик ссыт в бочку с квашеной капустой. Она права лишь отчасти, тот случай послужил отправной точкой в длинной цепочке обескураживающих наблюдений за человеческой натурой.

Если уж совсем кишки наружу, то я забыл упомянуть в рассказе маленькую деталь — рядом с кладовщиком на деревянном бортике стоял его собутыльник Никитин и мочился, радостно наблюдая, как струя взбивает пузырьки в рассоле.

— Не беспокойся, выпить там приносят, — Макар подтолкнул меня кулаком в спину.

Мы пересекли бульвар, поднялись по ступенькам и зашли внутрь. Как я и предполагал, кафешка была обычной чистой столовкой с круглой вешалкой у входа и столиками, понатыканными в хаотичном порядке. Народу было мало, мы прошли в зал для курящих, в чем разница между зонами для тех и других, я понять не в состоянии — места впритык друг другу — выпусти посильнее дым, долетит до противоположной стены.

Заказали водки, на запивку пару коктейлей мохито, салат и пасту болоньезе. По мне так это макароны по-флотски, сверху присыпанные сыром, но раз написано, пусть будет болоньезе. В общем, достаточно прилично за такие деньги, главное нет музыки, а телевизор над головой, пожалуй, не счет. Выпили за встречу, погоняли макароны по тарелкам, есть не хотелось. По бульвару тихо плыл московский день, несуетливый, расслабленно заглянувший в окно, чтобы понаблюдать, как два старых приятеля начнут портить друг другу настроение, ковыряясь в чужой смерти, потому как именно за этим меня и позвал Макар. Я молчал, предоставляя Славке право первым откинуть щеколду и толкнуть калитку.

— Что ты думаешь по поводу Мишкиной смерти? — Макар не стал ходить вокруг да около.

— Ничего. Танька мне вчера сообщила, я и не думал вовсе, занят был, — уточнять, чем был занят, я не стал.

— У тебя, между прочим, лучшего друга убили.

— Угу, лучшего. После Гитлера.

— Слушай, что ты со мной-то кокетничаешь? Я ж тебя как облупленного знаю.

— Макар, ну правда не думал. Нажрался вчера, как от Таньки приехал. Может чего и ворочал в голове, сейчас вспомнить не могу. Все же думают, что я сплю и вижу, как бы отомстить Мишке. Но Мишки давно нет, он умер полгода назад, а вчера факт его смерти подтвердился. Замечу в скобках, сгинуть в моих глазах было его личное желание. Вот и все. Да и что мне думать? Я в свое время голову сломал, пытаясь разобраться, почему он так поступил, прокручивал туда-сюда, толку никакого. И злоба моя только для форса. Каждый в жизни получает то, что заслуживает. Ты же вон отсидел исключительно по собственной дурости, скажешь, нет?