Предел прочности. Книга вторая - [3]

Я кивал, с иронией поглядывая на стол, а там: яичница с поджаренными кусочками ветчины, творог с шапкой из варенья, непременно вишневого, горячие тосты с подтаявшим маслом. Сколько отца помню, всегда завтракал за троих.

И вот гены голодного жаворонка проснулись во мне. Встал с кровати и с наслаждением сделал одно приседание. Коленка не болит, красота. Бегом в душ и завтракать, всего, да побольше. Вчерашние переживания и страхи остались далеко, смыло их набежавшей волной прекрасного солнечного утра. Может оно и не все так плохо, и не задница зебры маячила все это время перед носом?

Влетел на крыльях надежды в зал и сразу к раздаточному столику. Непременно каши и кофе, а еще булочек с корицей и маслом. Эх, жаль глазуньи нет, шкворчащей, подернутой прозрачной пленкой, с запахом, что сводит с ума. Нет, ну и пускай, все равно лучше мамки никто яичницу не приготовит. Прочь пустые мысли и вперед, за свежими ванильными кексиками.

За спиной послышался шум: далекий, в другом конце зала. Весьма необычно для столь раннего утра. Может у Леженца после вчерашних событий сбился спортивный режим? Да нет, скорее мир сойдет с ума, чем этот парень изменит графику. И голос вроде как женский, говорит неразборчиво. Смех…

Я как стоял с кексом в руках, так и замер.

- Тебе холодно? – шепчет МакСтоун.

- Нет, я уже согрелась, - голос девушки звучит менее отчетливо, но я слышу каждое ее слово.

Звуки поцелуев.

- А, мне кажется, ты замёрзла, - и снова МакСтоун, в этот раз куда громче. Никогда не слышал столько нежности в его словах. - Я чувствую, твое тело дрожит.

Она отвечает неразборчиво, и оба с упоением отдаются смеху.

Мир в одну секунду свернулся в маленькую точку, и провалился в пищевод вместе со слюной. Пустота вокруг… Вздохнул… И выдохнул…

Схватил поднос и пошел к ближайшему столику. Ничего не вижу кроме цели, сплошные пятна по периметру и приглушенные звуки.

Ладонь ложится на жесткую спинку – двигаю стул и сажусь. Глаза концентрируются на тарелке с кашей, а пальцы ощущают прохладный металл ложки. Зачерпываю белую субстанцию, открываю рот и механически пережевываю. Жевать-то особо нечего, безвкусная склизкая дрянь, но я продолжаю двигать челюстями, тупо уставившись перед собой. С трудом проглатываю и тянусь за очередной порцией. Подступает противная тошнота, но это не повод отказываться от еды. Вновь жую, долго и упорно, проталкиваю жижицу внутрь, еле подавляя рвотные позывы. Очередной заход… Понимаю, что в этот раз не удержусь, но рука сама подносит полную ложку ко рту.

- Воронов, к тебе там девушка, красивая, - спасительный бас Авосяна разносится под сводами зала. С облегчением отставляю тарелку с кашей в сторону.

- Красивая, говоришь? - слышу собственный голос в ушах. Встаю и двигаюсь в сторону коридора. Где-то там, на самой периферии зрения маячит целующаяся парочка. – Пойду изнасилую.

Раскатистый хохот Авосяна несется в спину, а я уже подхожу к приоткрытой двери. Интересно, кто позволил неведомой гостье зайти внутрь без разрешения? Дергаю за ручку и переступаю через порог.

- Воронов?

Светлана… Такая родная и такая домашняя. И нет вокруг этой проклятой казармы, этих гребаных пауков и целующейся парочки в зале. Мы снова у нее в квартире, как когда-то давно, когда не творилось этого лютого безумия с иномирьем. В нашем маленьком мирке, сотканном из уюта и тепла. Только мы вдвоем в те счастливые часы, когда Светка нормальная, не психует по поводу и без, не задает бесконечные вопросы о покойном брате.

Тянусь к ней, а сам отмечаю странный выбор платья: очень уж скромное, чуть ниже колена и грудь полностью прикрыта. Не похоже это на ту самую Кормухину, сводившую с ума откровенным мини сотни пацанов.

- Петя, с тобой все хорошо?

Чувствую знакомый аромат духов и дурманящий запах тела. Она это, без сомнения она. Обнимаю и чувствую, как вздрагивает девичье тело в руках. Губы привычно тянутся к тонкой шее, целуют ее. Чуть выше, нахожу мочку уха без любимой сережки. Хочу спросить, куда она дела украшение, но вместо этого лишь глубже зарываюсь в шелковистые волосы. Светлые пряди приятно щекочут лицо, попадают в рот, нос. Едва не чихаю, сдерживаюсь и вновь зарываюсь в безудержный водопад из знакомых запахов и ощущений.

Почему она так пассивна? Вечно кипучая и энергичная, сейчас стоит столбом и даже не делает попытку сблизиться. Провожу рукой по гладкому бедру, задирая не в меру длинное платье. Она снова вздрагивает. Я отрываюсь от шеи и наконец смотрю в глаза, до боли родные. Ничего не могу в них прочитать, ничего не вижу. В сознании возникает картина целующейся парочки в зале. МакСтоун сидит, откинувшись на диване, а на коленях у него девушка, обнимает одной рукой, а другой проводит по щеке. Резко зажмуриваюсь, прогоняя назойливое видение и тянусь к губам.

Светка первые секунды не отвечает, лишь позволяет себя целовать. Но и я стараюсь не торопиться, помню, что ей нравится легкая нежность первых прикосновений. Провожу кончиками пальцев по спине, поднимаюсь вверх, к шейным позвонкам. Она вновь вздрагивает, но уже не от внезапности моих действий, по другой причине. О да, мы слишком много часов провели наедине, чтобы скрывать друг от друга неподвластную воле реакцию тел.