Предел прочности. Книга третья - [16]

- Вкууусненько, - утробно рычит Тварь, надкусывая голову бедняги Нагурова. Тело парнишки свисает с клыкастой пасти, бьется в конвульсия и…

Я просыпаюсь в очередной раз. Нет, хватит спать. Это даже не сон, а череда сплошного безумия. Перекатываюсь на бок и чувствую боль, одну сплошную боль во всем теле. Кажется, стонет каждая мышца, каждый маленький волосок на коже. Перебираю руками и с трудом выползаю из-под кровати. Ползанье, как же оно меня достало, на долгие годы вперед.

Хватаясь руками за шкаф, пытаюсь подняться. Неожиданно дверца открывается, и я едва не падаю на пол, чудом сохранив равновесие, и приложившись спиной о стену. Сквозь шум в ушах слышу жалобный скрип петель. Те чудом выдержали нагрузку, разве что покосились немного.

- Что б вас, - ругаюсь непонятно на кого. Начинаю слепо шарить по полкам, в поисках хоть какой-нибудь жидкости. Пить хотелось настолько, что готов был опустошить емкость с одеколоном, но с водой все-таки лучше.

Снаружи резко фонит, а потом раздается ставший знакомым голос:

- Крысеныш, пятнадцать минут прошли. Я ждал, а тебя все нет и нет. Что ж придется убить очередного заложника и все по твоей вине. По одной твоей вине, долбаная крыса, сующая нос в чужие дела! - на последнем предложении голос говорившего не выдержал, сорвался на крик. Впрочем, он быстро взял себя в руки и гораздо спокойнее продолжил: - девочка, иди сюда, представься.

- Катя.

При других условиях тело непременно бы прошиб холодный пот. Только вот кожа горела огнем, а жидкости не осталось даже на слюни. Вяленый кусок, некогда называвшийся языком, беспомощно болтался во рту.

Сестра… Каким боком сюда занесло вредную сколопендру? Это бред какой-то, этого не может быть. Щипаю себя за кожу на запястье и чувствую боль. Хотя какая в бездну боль - легкая щекотка.

- Ничего не хочешь сказать на прощанье брату?

Слышен легкий шелест в динамиках, а потом Катюха начинает кричать:

- Не надо, не приходи сюда, они убьют тебя. Не надо!

- Заткните ее, - рычит незнакомец. И куда тише добавляет: - я сегодня добренький. Жду пятнадцать минут и кончаю мелкую. Слышишь меня, долбанная крыса. Кончу ее, кончу каждого на корабле, если ты не притащишь сюда свою тощую задницу.

В динамиках фонит, связь резко обрывается.

Я буквально рычу от собственной беспомощности, двигаясь по стенке в сторону выхода. Ноги не держат, заплетаются на ходу.

- Воронов, ты что задумал? - доносится до ушей встревоженный голос Ловинс.

- Иди в жопу, - хриплю в ответ, потому что сил на споры уже не осталось. До порога шагов десять, но я доберусь, обязательно доберусь. А там начну палить в небо, пускай приходят и забирают мою драгоценную тушку, если им так сдался.

- Воронов, они убьют тебя.

- Там моя сестра.

- Какая сестра, о чем ты? Воронов очнись, её быть здесь не может.

- Как и тебя, Ловинс.

- Да-да, - девушка торопливо кивает головой. – Меня нет, ее нет, нас здесь нет, поэтому иди ложись. Тебе нужно отдохнуть.

- Отдохнуть? – я бы обязательно ухмыльнулся, только силы надо беречь: до порога целых семь шагов. – И это мне советует глюк? А не заткнуться бы тебе нахрен. Весь ваш гребаный мир сплошная галлюцинация.

Два шага сделал, осталось совсем немного.

- А ты о матери подумал? Она уже потеряла одного сына, что с ней будет, когда ты не вернешься домой?

- Мишка живой, точно знаю, - цежу сквозь зубы. Кажется, я не разговариваю, издаю лишь нечленораздельные звуки, но Ловинс понимает.

- Что-то не торопится брат возвращаться. Думаешь, с твоей смертью ситуация изменится?

Хочу ответить ей, но тело вдруг покачнулось, и я едва не упал в мягкий ворс ковра. Держаться, крепче держаться, Петруха. Остались считанные шаги, а там… Снова толчок и тело опасно уходит в бок… Нет это не я заваливаюсь, это судно дает крен. Что происходит?

- Дурак ты, Воронов, - грустно произносит Ловинс

Не успеваю ничего сказать в ответ: сильный толчок выбивает палубу из-под ног, и я лечу куда-то вниз. Кувырок, мир вертится вокруг и наступает темнота.

Глава 2

Я провалялся в больничной койке целую неделю. Первоначальный диагноз – воспаление легких подтвердился, о чем незамедлительно сообщил доктор Мартинсон:

- Не переживайте, больной, быстро поставим вас на ноги.

И оказался прав, уже на второй день прошла боль в груди, пропала одышка и повышенная потливость. Кашля толком не было, так, чихнул пару раз - в носу зудело, а вот усталость никуда не делась. Сходил до туалета неторопливым шагом - сразу притомился, и тело настойчиво просило вернуться обратно в мягкую постель. А я что, я не против. Отдельная палата, еду привозят на тележке, персонал отзывчивый, разве что неразговорчивый. Один Мартинсон мог позволить себе болтать о разных пустяках, таких как погода за окном, и полезность клетчатки для пищеварительного тракта. Был еще Луи, тот самый пожилой азиат, обожающий искусство во всех его проявлениях, но с ним я сам отказался общаться.

- Обиделись, молодой человек? – скрипучим голосом вопросил он.

- Раньше обижался, - поправил я дока, - сейчас просто не доверяю.

- Позвольте узнать, почему?

- Потому что вы, доктор, вместо того что бы лечить больного, взялись судить, не имея на то ни прав, ни оснований.