Предел прочности. Книга первая - [21]

В какой отдел?

- Курсант Воронов, у вас проблемы? – учитель остановил мутный взгляд на мне. Похоже, что не заданный мною вопрос отразился лице.

- Никак нет.

Проблемы. Да у меня была целая куча проблем. Как можно было перепутать отдел аналитики с отделом расследований, внимательно изучая контракт. Правда, я бы вычеркнул слово «внимательно» после произошедшего конфуза. Интересно, а под чем еще курсант Воронов подписался, даже не подозревая об этом? Теперь хоть становилось понятно, откуда на лацкане пиджака взялся профиль хищного летуна.

- Нет проблем, значит хорошо. Раз уж мы стали знакомиться, представлюсь и я. Зовут меня Альберт Михайлович Носовский. Ко мне можете обращаться по имени отчеству или просто господин учитель. Все ясно? Все ясно, - он извлек из папки толстый журнал и продолжил: - а теперь проведем проверку кадров.

Эта процедура напоминала школьную перекличку, когда преподаватель по очереди называл фамилии учащихся, определяя отсутствующих. Только в школе это было обоснованно, а смысл этим заниматься здесь? Количество парт ровнялось количеству учеников, и для определения кворума было достаточно пары секунд. Иномирье, одним словом.

Пока шла проверка, я успел для себя отметить несколько фамилий. Толстяка Соми Энджи, успевшего схлопотать два замечания за минуту, запомнил весь класс. Девушку с греческим профилем и приятной улыбкой звали Катериной Ловинс, а парня с бычьей шеей Рандольф Мэдфорд младший. Приставка к имени последнего попахивала целой династией или кланом мажоров. Не зря Носовский в монологе упоминал про отца и брата, не иначе родня этого Мэдфорда.

После проведенной переклички Альберт Михайлович вручил каждому удостоверение с красивой хищной птицей на темно-синей обложке. Кроме цветной фотокарточки и имени, внутренности документа содержали информацию о звании курсанта, а также его номере в общем реестре учеников. Последнее не представляло сколь-нибудь значимого интереса, а вот система званий существенно отличалась от земной.

В основе всего лежал латинский алфавит, который и в иномирье числился в разряде мертвых языков. Самое низкое звание содержало в себе букву «Z», тогда как самое высокое «А». Таким образом, карьерный рост проходил от конца алфавита к его началу. Кроме буквенного обозначения звание содержало в себе еще и арабские цифры от единицы до десяти, вернее от десяти к единице (правило обратного порядка здесь так же было применимо).

На данный момент в моих документах значилось – «Z-10». По мере продвижения по службе десятка будет уменьшаться, и когда достигнет единицы, зета поменяется на предыдущую букву латинского алфавита «Y» с очередной десяткой. Дальше цепочка будет повторяется, пока не достигнет своей финальной точки «А-1».

Рядовой состав включал в себя буквы «Z» и «Y», сержантский – от «U» до «X», младший офицерский состав от «Q» до «Т», а дальше… Дальше я не вникал, да и особого смысла делать это именно сейчас не видел.

- По итогам каждого месяца три лучших курсанта будут представлены к внеочередным званиям, - вещал со своей кафедры господин учитель. – Учитесь прилежно и к концу выпуска сможете рассчитывать на хороший оклад и достойное назначение. Будущее ваше начинается прямо здесь и сейчас, курсанты. И только от вас будет зависть, окажется оно светлым и радостным или станет глухим закоулком в темной подворотне.

Он говорил еще много, вернее, угрожал и запугивал, поэтому я для себя выделил главное – впереди курсанта Воронова ждет беспросветная жопа.

Начал свое повествование господин учитель с распорядка дня. Начало занятий в 8.00, с 12.00 до 13.00 обеденный перерыв, в 17.00 учебный день заканчивался. Ну как заканчивался, оставалось обязательное к выполнению домашнее задание, которого обещали много, так что на ужин времени едва хватать будет. Подъем и отбой здесь как таковые отсутствовали, чему я крайне удивился. А с другой стороны, учитывая систему наказаний, пару раз опоздал или заснул на занятиях – с вещами на выход.

Отчего-то мне вспомнились вечные жалобы Витька, вынужденного пять часов в день сидеть в школе.

Что касается учебного года в целом, то он состоял из трех отрезков, каждый из которых включал в себя три месяца. По окончании каждого из отрезков шли контрольных тесты, провал которых, если верить Альберту Михайловичу, грозил карами небесными в лучшем случае.

- Тесты, это вам не какие-нибудь огрызки на пару листов, к каким вы привыкли в своих школах, - ораторствовал Носовский, уперев свой мутной взор в непроглядные дали. – Тут пару раз ручкой махнуть наудачу не получится.

Для убедительности он схватил толстую тетрадь и покачал ею в воздухе. Листов сто, не меньше, в ней было.

Далее, Альберт Михайлович поведал нам о свободе перемещения, а вернее ее отсутствии. Красная пунктирная линия на выданной ранее карте обозначала границу, пересекать которую строго настрого воспрещалось в любое время суток. Была еще синяя пунктирная линия, означавшая запрет для прогулок в ночные часы. Стоит ли говорить, что ночной радиус свободы был еще меньше дневного. Как раз хватит на то, чтобы дойти до озера и утопиться.