Предел прочности. Книга первая - [19]

Приведя одежду в надлежащий порядок, вышел на улицу.

Фигура Вейзера мелькала впереди и я, не мудрствуя лукаво, направился следом. Мы пересекли спортивную площадку, обогнули искусственное озеро и, срезав через лес по едва заметной тропинке, вышли к трехэтажному зданию с большими окнами. Судя по всему, это и был главный учебный корпус, обозначенный на карте жирным квадратом.

Перед входом на крыльце уже сформировалось несколько групп курсантов. Ребята и девчонки оживленно обменивались мнениями, раздавались отдельные смешки и удивленные возгласы. Учебная форма была стандартной, разве что у женской половины вместо брюк были юбки чуть выше колен, а цветовая гамма была ближе к светлым тонам. Ну и, разумеется, у каждого курсанта на лацкане отливал серебром пернатый хищник

Вейзер не стал ни с кем здороваться и, даже не повернув головы в сторону коллег, уверенной походкой вошел внутрь. Я последовал его примеру, игнорируя своих будущих однокурсников. По всем правилам коммуникабельности стоило начать незатейливую беседу для первого знакомства, но кто знает эти самые правила для иномирья? Не хватало еще попасть впросак с протянутой рукой или элементарными вопросами, которые здесь могли счесть за глупость или оскорбление.

Поднявшись по лестнице на третий этаж, оказался в учебной аудитории, размером чуть меньше обычных школьных классов. Уютное помещение с широкими во всю стену окнами, и стенами, выкрашенными в нежно голубой цвет.

Вместо привычного учительского стола на возвышении находилась кафедра, остальное пространство занимали одноместные парты. Одноместные… За долгих одиннадцать лет наличие соседа по парте вошло в привычку, так что я даже растерялся в первые секунды. Да что там растерялся, когда Витек болел, я места в классе себе не находил, чувствуя пустоту и одиночество. А здесь изначально сажали одного, без напарника, который и домашку списать даст и перед учителем прикроет.

Погруженный в школьные воспоминания, сел за ближайшую парту и обнаружил перед собой табличку с надписью: Герберт Авосян. Не сразу понял в чем загвоздка, и прочитал снова, надпись не изменилась. Тогда я поднял голову и увидел похожие таблички на каждом столе. Выходит, за нас уже решили, где и кому сидеть. Пришлось вставать и искать сообщение с собственной фамилией и именем. Долго бродить меж рядов не пришлось, и уже со второй попытки я нашел табличку с надписью: Воронов Петр.

Занял положенное место и уставился в окно – вид шикарный: за стеклом сосновый бор, сквозь стволы деревьев просвечивает озеро. А вон и тропинка виднеется, та самая, по которой мы с Вейзером срезали добрую часть пути. Чуть дальше идет край спортивной площадки, и должно быть казарма, но самого строения я не видел по причине слабого зрения. Сплошное серое пятно.

От любования пейзажем за окном отвлекли странные звуки: протяжный скрип, а следом хлопок, словно уронили нечто тяжелое. Я повернул голову и увидел прямо перед собой пухлого парня, пытающегося подвинуть стул. С третьей попытки он догадался оторвать толстый зад от сиденья, после чего удовлетворенно выдохнул и провел рукой по вспотевшему лбу. Неприятный персонаж, весь какой-то вертлявый и суетливый, при этом беспрестанно пыхтел, то и дело шлепая себя в нетерпении по полным ляжкам.

Проникнувшись нервным толстяком, я повернул голову направо и увидел симпатичную девушку с греческим профилем и волнистыми каштановыми волосами. Ее лицо не дотягивало до стандартов «вау красотка», грудь не разрывала рубашку, а ноги были самыми обычными и не росли от ушей. Вряд ли бы взгляд за держался дольше пары секунды, будь передо мною портрет или простая фотография, но тут девушка улыбнулась, и озорная искорка вспыхнула в ее глазах. Взгляд будто магнитом притянуло, а раздавшийся следом мелодичный смех сладкой болью отозвался в груди.

Девушку веселил сидящий впереди сосед, чью накаченную фигуру не мог скрыть форменный пиджак. Вот этот мальчик вписывался в стандарты глянцевых обложек для женских журналов. Может поэтому она не могла отвести от него глаз, а может статься, он был отличным шутником и рассказчиком, от того и улыбка не сходила с ее губ. Ее губ…

Я заставил себя отвернуться к окну, что бы заслышав смех, снова уставится на девушку с греческим профилем. Бездна, до чего же естественна мимика лица, гармоничны движения тела и притягателен блеск глубоких серых глаз. Как может быть обычное столь прекрасным?

От созерцания сокурсницы меня отвлек активный толстяк.

- Привет, - громогласно поздоровался он, - меня Соми зовут. Соми Энджи.

- Привет, а я Петр. Петр Воронов.

- Слушай, - Соми крутанулся на стуле и оперся всем весом на мою парту. Наклонился слишком близко, так что я заметил капельки выступившего пота на лбу, а в ноздри ударил кисловатый запах пота. – А ты ничего не слышал про пятый донабор?

- Пятый что?

- Ну это, - Соми поморщился, словно от горькой конфетки. – Говорят, на потоке три места придержали, не пустили на конкурсной основе. И он сам, - толстяк для убедительности ткнул пальцем в потолок, - курировал этот вопрос.

Конкурсной основе? И тут меня осенила столь простая догадка, что стало неловко за собственную глупость. Самый главный вопрос лежал на поверхности, и не нужно было копаться в неизведанных глубинах. Зачем спрашивать «где я», когда нужно ответить на «почему именно я».