Предел погружения - [9]

– Ну и правильно, – доктор пожал плечами. – Это ж замполит, что толку его переучивать.

– Конечно, все думают, что железу без разницы, ебашь его как хочешь, – Паша сердито шмыгнул носом. – А потом удивляются, почему корабли всё время ремонта требуют. Гриш, дай мне, что ли, каких-нибудь капель для носа. Ивашов мне свои давал, да что-то ни хрена не помогают.

– А что у тебя – сопли текут? Или нос не дышит?

– Не дышит, – Паша шмыгнул ещё раз.

– Ладно, – доктор привстал, полез в ящик, – сейчас что-нибудь найдём.

Дверь приоткрылась, и в лазарет заглянула светловолосая голова.

– Драсьте, – прошелестело тихонько, – а можно мне давление померить?

– Клапаны срывает? – гоготнул Паша. Доктор выпрямился, глянул на него осуждающе. Повернулся к гостю:

– Садитесь… Александр Дмитриевич, да? Какие жалобы: слабость, голова кружится?

– Есть немного, – журналист вымученно улыбнулся, опускаясь на койку. – Мы отрабатывали надевание спасательного гидрокостюма с командиром дивизиона живучести. На время, – он приложил ладонь ко лбу. Пальцы подрагивали.

– Да, Артур может, – хмыкнул Паша. – В норматив, конечно, не укладываешься?

Журналист передёрнул узкими плечами:

– Да я вообще не представляю, как это чудище можно на себя надеть за пять минут! Вот честно, – отчаянный взгляд скользнул с Паши на доктора, – у кого-нибудь получается?

Они переглянулись, и доктор печально развёл руками.

– Пять минут – ни у кого на корабле нет такого времени. Полторы, максимум две. Давайте руку, – он разложил на столе тонометр. – Посмотрим, что Артур умудрился сделать с вашим организмом.

– Гриш, я тогда пойду? – Паша привстал. Доктор махнул рукой:

– Погоди, я щас.

«Груша» зашипела, липучка зашуршала, натягиваясь. Журналист сидел неподвижно, лишний раз опасаясь вдохнуть. Наконец доктор вынул трубки из ушей, поморщился:

– Сто двадцать на семьдесят.

– То есть всё в порядке? – на бледных губах дрогнула робкая улыбка. – Я, честно говоря, боялся…

«Те, кто боится, дома сидят», – явственно прочитал Паша во взгляде доктора. Но доктор, надо отдать ему должное, не забывал о своей клятве Гиппократа и промолчал. Кремень. Он, Паша, наверное, не сдержался бы.

– Александр Дмитриевич, – вежливо произнёс доктор, – если у вас всё, вы можете пойти к себе и отдохнуть.

Журналист растерянно взглянул на него:

– Извините… у вас, наверное, пациенты, я вам мешаю?

– Да нет, никого, кроме вот этого бедолаги, – доктор с усмешкой кивнул на Пашу. – Мне нужно в кают-компанию. Это мой первый поход, так что нас с ребятами должны посвятить в подводники.

– Вот как? – гладкая, ровная шея вздрогнула. – И вам заранее сказали, когда вас будут посвящать?

– Ну да, старпом ещё с утра всем объявил.

– Понятно, – журналист нахмурился. – Ну… удачи.

Он вышел, аккуратно прикрыв дверь, и Паша с нетерпением повернулся к доктору:

– Ну, капли-то где?

На третьи сутки веки уже наливались свинцом, спина делалась ватной и тяжёлой, стоило посидеть в одной позе несколько минут. Хотелось спать.

Судя по красным глазам матросов, им хотелось спать ничуть не меньше, но они стояли, подтянувшись, и с любопытством косились на плафон в его руках. Плафон был полон воды, и ещё на столе стояла целая банка – чтобы хватило всем: троим матросам, доктору и ракетчику.

Кочетов прочистил горло. Он говорил негромко, но, как всегда, чувствовал, что его слушают.

– Товарищи подводники! Поздравляю вас с первым погружением. Хлебнув воды из глубины, вы сразу прочувствуете, что жизнь у нас несладкая. Но раз уж вы почему-то выбрали её – желаю вам отдать ей всё, что только в ваших силах, и получить от неё всё, что только можете. И главное – пусть количество ваших погружений будет равно количеству всплытий!

– Ура! – первым гаркнул старпом, и возгласы эхом раскатились по кают-компании.

Замполит Константин Иваныч с пухлой красной папкой в руках колобком выкатился вперёд:

– Товарищи! Наша великая Родина возложила на вас огромную ответственность, огромное доверие…

Кочетов качнул головой, глядя в круглое розовое лицо. Замполит, пересекшись с ним взглядом, сник на полуслове. Скороговоркой закончил:

– И ваша задача – не подвести её.

Так-то. Договаривались же: на посвящении – никаких речей о боевом духе, моральном облике и международном положении. Пусть потом хоть по три часа всех мурыжит на собраниях, но сегодня обойдёмся.

Кочетов подошёл к первому матросу, протянул ему на вытянутых руках плафон. Тот осторожно принял, поднёс ко рту. От резких глотков на шее заходил ходуном кадык.

Как же его… Свистунов, да. Трюмный.

Он вернул Кочетову опустевший плафон, поёжился:

– Холодная, бля… ой, виноват, тащ командир! – вытянулся, прижал руки к бокам.

Кочетов улыбнулся.

– Конечно, холодная. А вы думали, матрос, мы тут в тепле задницу греем?

По рядам пронёсся негромкий смех. Старпом уже наливал воды следующему.

Рядовые пили почти залпом, и доктор Агеев от них не отставал, ракетчик вот замешкался, подождал, переводя дыхание. Казалось, он вовсе хотел поставить плафон на стол, но под взглядами Кочетова и старпома допил своё до конца.

Забрав у него плафон, Кочетов уже хотел поблагодарить всех и отпустить – и наконец идти спать, у него сейчас веки слипнутся и он заснёт прямо стоя перед строем – но перед ним мелькнула фигурка в штатской белой рубашке: