Предел погружения - [7]

– Есть, – Илья машинально наклонил голову, зашагал дальше по отсеку.

Во рту было вязко, воздух казался плотным, тяжёлым. Так всегда бывало первые пару часов после погружения, потом Илья привыкал. В первой автономке он то и дело бегал смотреть процент кислорода в отсеке – начхим только плечами пожимал. «Что ты дёргаешься, Илья, у меня всё точно, как в аптеке. Девятнадцать, не больше и не меньше. И ничем наш воздух не отличается на вкус от атмосферного, не выдумывай».

Но Илья-то знал. И фиалки в кают-компании знали: каждый раз их приносили в горшках, и они держались пару недель, а потом начинали сохнуть, и никли, сворачивались лепестки. Химики приходили со своими приборами, замеряли, разводили руками:

– Влажность нормальная, состав почвы нормальный, радиоактивный фон в норме. Может, ваши матросы их не поливают?

Илья зыркал на химиков. Как они не понимают простых вещей? Здесь, на лодке, неживой воздух, здесь долго не протянет ни одно живое существо.

Кроме подводника, конечно.

– Эй, Илюха, – снизу негромко свистнули, – замечтался?

Он остановился, махнул рукой.

– Здорово!

– Спускайся, дело есть.

Он сбежал по трапу, подошёл к Артуру, крутившему в руках запечатанный пакет.

– Ну, что?

– Давай-ка присядем, – Артур опустился на ящик с запчастями, стоящий у стены. – Давай-давай, садись. Илюха, ты у нас семейный, так? И жена у тебя – человек с культурными запросами.

Илья подавил вздох.

– Ну допустим.

– Так она, наверное, балет любит? И тебя таскает на него время от времени? Всякие там белые лебеди и воздушные сильфиды.

– Откуда ты слово-то такое выкопал, – Илья покачал головой, – сильфиды… Артур, если есть дело – говори, а балетные рассказы мне ни к чему, я в каюту – спать.

– Сильфида, – Артур мечтательно улыбнулся, подпер щёку ладонью. – Её Эля зовут. Солистка Мурманского театра оперы и балета – так она мне утром сказала.

– Ого, – Илья покосился на него с любопытством. – Ты из-за неё, что ли, на построение опоздал?

– Ну! Мы с ней ночью два раза и ещё перед завтраком – пришлось кофе на ходу глотать, пока штаны искал! И, между прочим, – Артур наклонился к нему, понизил голос, – она намекнула, что была бы рада продолжить наше знакомство уже всерьёз. Так что возвращаемся из похода – я сразу в отпуск и к ней.

– Поздравляю, – хмыкнул Илья.

– За первые дней пять можно не беспокоиться. Даже за первую неделю. Но потом-то нам придётся ещё и разговаривать. А как мне с ней говорить? У неё небось в голове Чайковский, пуанты, все дела, а я ей буду рассказывать, как мы из цистерн дерьмо вычищаем?

– А чего сразу про дерьмо? Рассказывай про борьбу за живучесть – вон, как пожар в четвертом отсеке тушили.

– Когда кок на плиту масло пролил? – Артур хохотнул. – Ну а что, если правильно подать, очень героическая история получится. Бабы – они любят всё героическое, и чтоб красивостей побольше.

– Я раньше тоже так думал. А сейчас Лена отмахивается, когда я про службу начинаю. «В отпуск-то когда? Премию опять урезали?»

– Ну, это не беда. Вы ж не скандалите десять раз на неделю?

– Мы вообще не скандалим, – поморщился Илья. – Ей, по-моему, со мной скучно. Да ладно, – он поднялся, – хрень это всё, и балерины твои – тоже хрень. Я иду впадать в спячку.

– Вот и советуйся с таким… Погоди, – Артур пихнул ему в руки пакет, – соседу своему отдашь.

– Одежда?

– И дыхательный аппарат. Заодно передай, чтоб после ужина ко мне зашёл.

– Учить будешь? Слушай, а ты можешь его во время учёбы закрыть в торпедном аппарате – и чтоб не вылезал суток эдак двое?

Артур присвистнул.

– Вы что, уже успели проникнуться друг к другу нелюбовью?

– Да я его не видел ещё, – Илья махнул рукой. – Просто… бесит.

– Так, – Артур встал, – пошли. Я просто обязан взглянуть на это чудо, которое умудрилось вывести из себя связиста Илью Холмогорова, ни разу не попавшись ему на глаза.

– Значит, прохлаждаемся?

Молодой подводник, чернявый и смуглый, смотрел на него с неодобрением, сложив руки под грудью. Его высокая фигура в синей робе заслоняла собой дверной проём, из-за плеча выглядывала русоволосая голова.

Сашка заморгал, приподнялся на койке, машинально прижимая к груди одеяло.

– Ты смотри, – чернявый повернулся ко второму, – я его час в отсеке жду, а он тут десятый сон видит. Встать!

Гаркнул так, что у Сашки болезненно сжалось горло и он вскочил, вытянулся по струнке.

– Извините… товарищ офицер… а в чём дело? Мне никто ничего не говорил…

– Не говорил? – офицер поднял брови. – Да ты сам должен был прибежать ко мне, сверкая пятками. А почему? А потому, что в любой момент что-то случится – пожар, затопление отсека, выход из строя реактора – и что ты будешь делать, не пройдя инструктаж по борьбе за живучесть? Переминаться с ноги на ногу все пять секунд, которые тебе остались?

Сашка сглотнул.

– Я слышал, что подводные лодки этого проекта надёжны, – тихо, твёрдо произнёс он, не отводя взгляда от злых глаз офицера. – И что на «Белуге» опытнейшая команда.

Морщины на смуглом лбу разгладились, офицер вдруг улыбнулся – совершенно по-человечески.

– Правда. Но готовым надо быть ко всему, не забывай. Артур Караян, – он протянул Сашке шершавую тёплую руку, – командир дивизиона живучести. Отвечаю за то, чтобы из ста пятидесяти человек, выбравшихся в море на этой скорлупке, домой вернулись все сто пятьдесят.