Предательство высшей пробы - [20]

Когда Макмейн вернулся, Таллис уже слегка постанывал и веки его двигались. Землянин открыл аптечку и поискал что-нибудь стимулирующее. Он не имел понятия, что означают на керотийском те или иные медицинские и химические термины, но там была коробочка со стеклянными ампулами и с инструкцией, где говорилось «разбить и давать пациенту вдыхать пары». Похоже, он нашёл.

Смесь по запаху напоминала аммоний и бутилмеркаптан. Она оказала своё действие. Таллис судорожно закашлялся, резко отвернул голову, снова кашлянул и открыл глаза. Макмейн выбросил разбитую ампулу в коридор, как только Таллис посмотрел на него осмысленным взглядом.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Макмейн. Ему было странно слышать собственный голос.

— Хорошо. Со мной всё в порядке. Что случилось? — он с удивлением осмотрелся вокруг. — Попадание? Должно быть. Кто-нибудь пострадал?

— Все погибли, кроме меня и тебя, — ответил Макмейн.

— Погибли? Тогда нам лучше… — Он попытался пошевелиться и понял, что связан по рукам и ногам. Внезапно он осознал, что происходит. — Себастиан, что ты делаешь? Почему я связан?

— Мне пришлось связать тебя, — тщательно подбирая слова, как при разговоре с ребёнком, объяснил Макмейн. — Мне предстоит кое-что сделать, и я не хочу, чтобы ты мне мешал. Возможно, мне следовало пристрелить тебя, пока ты был без сознания. Так было бы лучше для нас обоих, я думаю. Но… но, Таллис, мне надо было с кем-нибудь поговорить. Я хочу, чтобы хоть кто-нибудь узнал правду. Кто-то должен высказать своё мнение. Скорее всего, мне просто захотелось разделить с кем-либо свой груз, с тем, кто хоть немного понесёт со мной мою ношу. Я даже не знаю…

— Себастиан, о чём ты говоришь? — лицо керотийца казалось тёмно-оранжевым в тусклом свете, его ярко-зелёные глаза пристально смотрели на землянина, а голос звучал неожиданно мягко.

— Я говорю о своём предательстве, — объяснил Макмейн. — Ты хочешь послушать?

— У меня ведь нет выбора, не правда ли? — произнёс Таллис. — Скажи мне вначале одну вещь: мы умрём?

— Ты — да, Таллис. А я — нет. Я собираюсь стать бессмертным.

Таллис посмотрел на него долгим взглядом. Затем сказал:

— Хорошо, Себастиан. Я не сумасшедший, но и ты тоже нет, насколько я знаю. Я выслушаю всё, что ты скажешь. Но вначале развяжи меня.

— Я не могу этого сделать, Таллис. Извини. Но если бы мы вдруг поменялись местами, я знаю, как бы я поступил с тобой, услышав твою историю. Однако я не могу позволить тебе убить меня, потому что мне предстоит ещё кое-что сделать.

Таллис знал, что в тот момент он смотрел в лицо смерти. Он также знал, что ничего не может поделать. Только говорить и слушать.

— Ладно, Себастиан, — спокойно произнёс он. — Продолжай. Предательство, ты сказал. Какое? Кого ты предал?

— Я не совсем уверен, — отозвался Макмейн. — Я думал, ты мне подскажешь.

Причина

— Позволь сказать мне одну вещь, Таллис, — попросил Макмейн. — Сделал бы ты всё, что в твоей власти, чтобы спасти Керот от уничтожения? Всё, что угодно, неважно, хорошее или плохое, чтобы только дать Кероту спастись?

— Глупый вопрос. Разумеется. Я бы отдал свою жизнь для этого.

— Жизнь? Это ничто. Ерунда. Любой может отдать свою жизнь. Согласился бы ты вечно жить во имя Керота?

Таллис удивлённо покачал головой.

— Жить вечно? Уже два или три раза ты повторяешь одно и то же. Я тебя не понимаю.

— Согласился бы ты жить вечно как проклятье на устах любого керотийца, который только научился говорить? Согласился бы ты стать негодяем, человеком-монстром, чей неумирающий дух будет веками витать, как миазм, над твоей родиной и чьё имя будет вызывать вспышку ненависти в уме любого, кто услышит его?

— У тебя очень эмоциональный способ изложения мыслей, — сказал керотиец, — но мне кажется, что я понял, что ты хочешь сказать. Да, я бы согласился на это ради спасения Керота.

— Смог бы ты пожертвовать беспомощными миллионами своих соотечественников, чтобы остальные смогли жить? Смог бы ты безжалостно разрушить всю систему правления и весь образ жизни своего народа, если бы это был единственный путь к его спасению?

— Я начинаю понимать, к чему ты клонишь, — медленно произнёс Таллис. — И если правда то, что я подумал, мне бы хотелось убить тебя — медленно и мучительно.

— Знаю, знаю. Но ты не ответил на мой вопрос. Поступил бы ты так ради спасения своего народа?

— Да, — холодно ответил Таллис. — Но не вводи меня в заблуждение. Я ненавижу тебя за то зло, что ты причинил моему народу. Я презираю тебя за то, что ты сделал со мной.

— Этого и следовало ожидать, — признал Макмейн. В голове у него совсем прояснилось. Он понял, что его слова могли поначалу показаться дикостью. Может, он и вправду нездоров? Не был ли он сумасшедшим с самого начала? Нет. Теперь он понимал, что каждый его шаг был хладнокровно обдуман, рассчитан, взвешен; он был жесток, но совершенно здоров.

Неожиданно он пожалел, что не пристрелил Таллиса, а разбудил его. Если бы получше соображал после удара, он бы так и поступил. Не было необходимости так издеваться над человеком перед смертью.

— Продолжай, — неожиданно бесстрастно прозвучал голос Таллиса. — Будь откровенен до конца.