Предатели или жертвы войны: коллаборационизм в Карелии в годы Второй мировой войны 1939-1945 гг. - [26]

В последние годы нам удалось познакомиться с некоторыми прежде секретными архивными документами периода Зимней войны. В карельских государственных и ведомственных архивах были обнаружены списки финских военнопленных, которые были завербованы органами НКВД в период Зимней войны и прошли соответствующую разведподготовку в СССР, а затем в качестве агентов в 1940–1941 гг. заброшены на территорию Финляндии.

Анализ этих архивных материалов показывает, что эффективность вербовки и работы этих агентов на родине была низкой. Большинство из них либо было арестовано спецорганами Финляндии, либо они сами после переброски в Финляндию добровольно обращались в эти органы, заявляя, что были завербованы НКВД. Многие «агенты» не только давали подробную информацию об их подготовке в разведшколах на территории СССР, раскрывали свои «задания», но и обещали сообщать в соответствующие органы, если на них выйдут «русские шпионы».

Так, Илмари Фагерстрем, член шюцкора, попал в плен в 1939 г., был завербован советскими спецслужбами и в 1940 г. заброшен в Финляндию. Сдался финским властям и обещал помощь в разоблачении русских разведчиков. Суло Ярвинен, будучи в плену в период Зимней войны, дал согласие на сотрудничество с советской разведкой. Однако после переправки его в Финляндию в 1940 г. сдался финской полиции, дал сведения о своей вербовке в СССР и обещал помощь в разоблачении «советских шпионов», если они выйдут на него. Тойво Муукка попал в плен в 1939 г. и дал согласие на сотрудничество с советскими спецслужбами. Прошел соответствующую подготовку в спецшколе НКВД и в 1940 г. с общей массой финских военнопленных был возвращен в Финляндию. Но сразу признался финским следователям о том, что является «русским шпионом», рассказал о процессе вербовки и подготовке в спецшколе и обещал содействовать в раскрытии других советских разведчиков, если они будут искать контакты с ним[162].

Вместе с тем нельзя не учитывать тот факт, что некоторые бывшие военнопленные могли не признаться финским властям об их вербовке советскими спецорганами и продолжить свою работу на них уже в период войны 1941–1944 гг. Вполне понятно, что данный материал до сих пор остается секретным.

Финская сторона также пыталась склонить к военному сотрудничеству часть советских военнопленных. По данным российских исследователей, продовольственное снабжение советских военнопленных было весьма скудным (в сравнении с тем рационом, который имели пленные финны в СССР), наблюдались случаи жестокого обращения с ними, хотя нормы международного права в основном соблюдались[163]. Эти тяжелые условия существования стали главной причиной того, что небольшое количество советских военнопленных встало на путь коллаборационизма.

Впервые идею создания «русской народной армии», которая бы вместе с финнами боролась с Красной Армией, в самом начале советско-финляндской войны высказали представители русских эмигрантских кругов. В прессе Российского общевойскового союза (РОВС) отмечалось, что возникшая «зимняя война» стала поводом для возобновления «нашей общей борьбы» и «явилась одним из наиболее благоприятных для нас случаев и притом в наиболее выгодных для нас условиях»[164].

В декабре 1939 г. финское руководство стало получать об этом первые сведения. Так, из финляндского представительства в Таллине в МИД было направлено письменное обращение одного из проживавших в Эстонии людей, входящих «В руководство русских белых». Финские дипломаты не раскрывали фамилию этого человека, но его мысли были представлены весьма подробно. В приложенном к донесению документе значилось: «В первую очередь в Финляндии надо организовать русскую национальную боевую единицу, которая бы приняла участие в боях на фронте». Причем конкретно рекомендовалось обратиться за соответствующей помощью к Русскому общевоинскому союзу, возглавляемому бывшим генералом А. П. Архангельским, а основу для будущей «армии» создать на базе военнопленных, «которые, несомненно, в более или менее крупных массах будут сдаваться в плен или переходить на сторону антисоветских сил»[165].

Чуть позже было подготовлено аналогичное обращение уже к К. Маннергейму. Его лично составил сам Архангельский. В нем выражалось желание «белой» эмиграции обсудить вопросы о форме их участия в борьбе против СССР[166]. Однако первоначально Маннергейм проявлял определенные колебания и ответил, что «Не видит возможности воспользоваться сделанным предложением», добавив, что «трудно предвидеть, какая возможность для нас может открыться в будущем»[167].

Скорее всего, позиция Маннергейма объяснялась тем, что в Финляндии хотели бы выяснить отношение западных стран к этому вопросу. Однако русская эмиграция не получала действенной поддержки от Франции и Англии в деле создания каких-либо русских воинских формирований. В эмигрантской прессе уже в середине декабря 1939 г. отмечалось, что «В борьбе против большевизма союзники… не хотят пользоваться русским национальным флагом»[168]. На решение Маннергейма могло повлиять и сложившееся в стране мнение о РОВС, который имел собственные отделения в Хельсинки и Выборге, как о весьма радикальной организации.