Предатель - [23]
— Ну, неважно, видели ведь?
— Видела. Милый мальчик.
— Очень милый. Очень умный. Светлая голова. Девятнадцать лет. Так вот. Первая беда Мити Масленникова состоит в том, что он умеет читать. Вторая — что он своим опасным умением имел несчастье воспользоваться…
Теремкова хмыкнула.
— Вы не смейтесь, я серьезно. Он стал читать Советскую историческую энциклопедию, и это сразу поставило его на край беды…
— Почему же?
— А потому, — сказал Бронников, назидательно подняв палец, — что из энциклопедии нельзя вымарать всю правду. Кое-какие крупицы, как ни бейся, неминуемо остаются. Бедный мальчик обратил внимание на отдельные фразы. Например, «Незаконно репрессирован. Посмертно реабилитирован». Или: «Репрессирован. Посмертно полностью реабилитирован». Мало того, он заметил, что, как правило, жизнь этих знаменитых людей, попавших на страницы не газеты, не журнала, а эн-ци-кло-пе-дии (Бронников снова поднял палец), оборвалась примерно в один период времени: года этак с тридцать седьмого по сорок первый. Понимаете?
— Как не понять, — вздохнула Теремкова. — Опять вы, Герман Алексеевич, за свое. Честное слово, какая-то все-таки в этом у вас болезненность. Нет, ну правда: был ведь Двадцатый съезд, который…
— Так вот! — Бронников повысил голос. — На его беду, Масленников обратил внимание и еще на одну тонкость: никогда не указывалось место смерти этих знаменитостей. Место рождения — да. Годы жизни — тоже да. А место смерти — нет. Стал исследовать другие энциклопедии — Литературную, Большую советскую, Педагогическую. Философскую, наконец. И всюду одно и то же: «репрессирован», а потом «реабилитирован». Но разъяснения этих загадочных понятий он так и не нашел!
В итоге Митя понял, что существует на белом свете некий запретный плод. И захотел разобраться — что за плод? как вырос? Завел картотеку и стал на каждого, кто подходил под эти странные условия, заполнять карточку… Потом в районной библиотеке случайно обнаружил материалы Двадцатого съезда. И, совершенно для себя неожиданно, встретил в них многие из тех фамилий, что попали на его карточки. А поскольку Двадцатый съезд был целиком посвящен борьбе с культом личности Сталина, мальчик сделал вывод, что гибель заинтересовавших его людей была связана с тем же самым…
— Чаю хотите? — спросила Теремкова. — Вам ведь не дают?
Бронников хмыкнул. Заварка, в силу возбуждающей силы содержащегося в ней алкалоида теина, и впрямь шла здесь наравне с режуще-колющими.
— Спасибо, с удовольствием… Да, так вот. Мальчик умный, понимал, что запрет наложен нешуточный, поэтому воду не мутил, с вопросами ни к кому не совался. Раз только подошел к учительнице. У них давняя дружба была: Марь-Васильна, а сколько народу репрессировали при Сталине: больше ста тысяч или меньше? Должно быть, сто тысяч для него в ту пору было совсем уж запредельным числом… И Марь-Васильна, честная женщина, сказала: «Больше, Митя, больше. Но давай договоримся: ты у меня не спрашивал, я тебе не отвечала!»
— Надо же, — сказала Теремкова, выдергивая из розетки вилку забурлившего чайника. — Вам с сахаром?
— Спасибо, без. Ну и вот. Два года назад Митя окончил школу. Поступил в Историко-архивный институт. На вечернее отделение. А работать устроился в архив. В какой-то очень важный архив. Говорит — где-то на Пироговке…
Бронников придвинул чашку.
— И что же?
— Да, собственно, все: судьба его свершилась. Работал в должности регистратора. Сидел в отдельной комнатенке. Ему приносили папки с делами, он с ними занимался. Перечни составлял. Почему именно по этим, не говорили. И в само архивохранилище ему заходить было не положено. Но он — безумец! — повадился подчас тайком пробираться. А там — тьма египетская всего! Коридоры из стеллажей — на велосипеде ездить. На стеллажах — коробки, папки… нет числа. Сунулся в один коридор — материалы личных фондов Краснова, Корнилова, Савинкова! Полез в другой — а там МВД: дислокация лагерей, учетный состав, приказы! Горы, горы! И все — «секретно» или «совсекретно»! И храбрый мальчик Митя стал то одно, то другое дело выдергивать и быстренько смотреть. А потом еще блокнотик себе завел. И что самым интересным покажется — то сразу карандашиком к себе!..
— Да-а-а, — неодобрительно протянула Теремкова. — Без разрешения, значит… И что же?
— Спасибо. Хороший чай… Как «что»? Я же говорю: теперь в шестой палате расквартирован… вы бы помогли ему, а?
Теремкова подняла брови.
Бронников понимал, что Теремкова — не просто милая, хоть внешне и некрасивая женщина. И не просто врач. Она — врач специальной психиатрической больницы. Находящейся в ведомстве вовсе не Минздрава, а МВД. Со всеми вытекающими последствиями. Было же какое-то такое дело… врач дал независимую экспертизу психического состояния генерала Петра Григоренко, обнародовал в Самиздате. Вычислили, нашли: семь лет. Глузман, что ли, была его фамилия?..
Речь, конечно, совсем о другом идет… да тут много не надо, чтобы нечаянно подвигов насовершать.
— Как я могу помочь? Я его даже не веду…
— А помните, вы говорили, что вам скоро уголь должны привезти?
Уголь нужно было перетаскать от ворот в сарай, и Бронников с радостью согласился это сделать: день, а то и два дня вне больницы! Конечно, с ежевечерним возвращением, но все-таки!..
Журнал «Новый Мир», № 2 за 2008 г.Рассказы и повести Андрея Волоса отличаются простотой сюжета, пластичностью языка, парадоксальным юмором. Каждое произведение демонстрирует взгляд с неожиданной точки зрения, позволяющей увидеть смешное и трагическое под тусклой оболочкой обыденности.
Она хотела большой любви, покоя и ощущения надежности. Хотелось, чтобы всегда было счастье. А если нет, то зачем всё это?
Андрей Волос родился в 1955 году в Душанбе, по специальности геофизик. С конца 80-х годов его рассказы и повести публикуются в журналах. Часть из них, посвященная Востоку, составила впоследствии книгу «Хуррамабад», получившую престижные литературные премии. Новый роман — «Недвижимость» — написан на московском материале. Главный герой повествования — риэлтер, агент по продаже квартир, человек, склонный к рефлексии, но сумевший адаптироваться к новым условиям. Выбор такого героя позволил писателю построитьнеобычайно динамичный сюжет, описать множество ярких психологических типов и воспроизвести лихорадочный ритм нынешней жизни, зачастую оборачивающейся бессмысленной суетой.
Длинна дорога от Бухары до Панджруда, особенно если идти по ней предстоит слепому старику. Счастье, что его ведет мальчик-поводырь — где найти лучшего провожатого? Шаг за шагом преодолевают они назначенный им путь, и шаг за шагом становится ясно, что не мальчик зряч, а старик; и не поводырь ведет слепого, предостерегая от неожиданностей и опасностей пути, а слепой — поводыря, мало-помалу раскрывая перед ним тайны жизни.Главный герой романа — великий таджикско-персидский поэт Абу Абдаллах Джафар ибн Мухаммад Рудаки.
В конце 90-х годов эта книга, справедливо названная немецким искусствоведом «потрясающим признанием в любви», снискала целый букет литературных наград (в том числе и Государственную премию РФ).Действие романа «Хуррамабад» (прообразом которого служит реальный Душанбе) разворачивается на протяжении более полувека — с конца двадцатых годов, когда в Среднюю Азию вслед за Советской властью двинулись русские, до наших дней, когда они еще более массово откатились назад в Россию.Раскол империи и хаос гражданской войны вынудили их бежать, оставляя за спиной все, что было создано и нажито трудом нескольких поколений.Отдельные судьбы, прослеженные в романе, складываются в колоритную картину, без которой представление о жизни не только Таджикистана, но и современной России было бы неполным, и подтверждают собой ту простую мысль, что страдание, преданность, любовь и надежда не имеют национальной принадлежности.Хуррамабад: город, которого нет? Или, напротив, все мы ходим по его улицам? Город безмятежности и счастья — или город жестокости и тоски?
Про историю России в Средней Азии и про Азию как часть жизнь России. Вступление: «В начале мая 1997 года я провел несколько дней в штабе мотострелковой бригады Министерства обороны республики Таджикистан», «совсем рядом, буквально за парой горных хребтов, моджахеды Ахмад-шаха Масуда сдерживали вооруженные отряды талибов, рвущихся к границам Таджикистана. Талибы хотели перенести афганскую войну на территорию бывшего Советского Союза, который в свое время — и совсем недавно — капитально в ней проучаствовал на их собственной территории.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.
Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!
Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.