Предатель памяти - [5]

Но вам я расскажу все как было, доктор Роуз. Какова бы ни была моя реакция на предложенное вами упражнение, я заинтересован в том, чтобы вы знали правду.

В тот знаменательный день я действительно гуляю в садике на Кенсингтон-сквер, но не с дедом, а с летней группой, организованной соседним женским монастырем. Группа состоит из малышей, проживающих на Кенсингтон-сквер, а руководят ею три студента, обитающие в хостеле[3] при монастыре. Один из этих студентов забирает нас по утрам из дома, и все мы, держась за руки, идем в центральный садик, где согласно ожиданиям наших родителей и за небольшую плату нас должны обучать навыкам общения посредством совместных игр. Предполагается, что благодаря этому мы получим преимущество, когда пойдем в школу. Таков план, во всяком случае.

Студенты занимают нас играми и упражнениями. И когда мы, малыши, принимаемся выполнять задание, которое они выбрали для нас на сегодня, сами они удаляются в то самое подобие древнегреческого портика, чтобы поболтать и покурить.

В тот день нам велено тренироваться ездить на велосипеде, поэтому все мы садимся на наши трехколесные машинки и едем по периметру сада. И пока я упорно кручу педали в самом конце маленькой группы, мальчик примерно моего возраста вынимает из штанов свой петушок и мочится посреди газона, на виду у всех. Это вызывает кризис; правонарушителя ведут домой, не переставая строго отчитывать.

Вот тогда-то и начинает звучать музыка, и две студентки, оставшиеся присматривать за группой, не имеют ни малейшего понятия о том, что за произведение исполняется. Но я хочу приблизиться к источнику звука и настаиваю на своем желании с такой силой, что одна из студенток — итальянка, судя по тому, что ее английский не очень хорош, зато сердце у нее большое, — обещает помочь мне найти, откуда доносится музыка. И мы находим это место — дом для бедных, где проживает мисс Орр.

Она не играет, но и не притворяется, что играет, и на ее лице нет слез, когда итальянская студентка и я входим в ее комнату. Мисс Орр дает урок музыки. Каждый такой урок она заканчивает, прослушивая вместе с учеником какое-либо музыкальное произведение на стереопроигрывателе. В этот день они слушают Брамса.

«Тебе нравится эта музыка?» — спрашивает меня мисс Орр.

Я не отвечаю, потому что не знаю, нравится ли мне музыка, и не знаю, что я испытываю, когда слышу ее. Все, что я знаю, — это то, что я хочу научиться производить подобные звуки. Но я робею и ничего этого не говорю, а только прячусь за ноги итальянской девушки, которая ловит меня за руку, на ломаном английском извиняется перед мисс Орр и уводит меня обратно в садик.

Такова реальность.

Естественно, вам хочется знать, каким образом столь неудачное знакомство с музыкой трансформировалось в легенду о Гидеоне. Другими словами, каким образом брошенное за ненадобностью оружие, оставленное, если можно так выразиться, собирать вековые отложения известняка в пещере, превратилось в Экскалибур, пресловутый меч в камне? Я могу только догадываться, так как легенда — это творение моего отца, а не мое.

Вечером студенты разводили детей из игровой летней группы по домам, при этом родители каждого ребенка получали подробный отчет о его дневных свершениях и прогрессе. За что же еще родители согласны платить, как не за получение ежедневных подтверждений, что их ребенок неуклонно движется вперед, к достижению социальной зрелости?

Бог знает какой отчет выслушали в тот день родители мальчика, столь откровенно выставившего на всеобщее обозрение самую интимную часть тела. Мои же родственники услышали рассказ итальянской студентки о моей встрече с Розмари Орр.

Смею предположить, что произошло все в гостиной, где бабушка в это время суток обычно восседала во главе стола, подавая деду послеполуденный чай. На моей памяти она ни разу не пропустила эту церемонию, старательно окружая дедушку аурой нормальной жизни в качестве защиты от возможного вторжения «эпизода». Вероятно, там же присутствовал и мой отец, и, вероятно, к нам присоединился жилец Джеймс, с чьей помощью мы сводили концы с концами, сдавая ему одну из свободных спален на верхнем этаже дома.

Итальянская студентка — позвольте мне заметить, что с тем же успехом она могла быть гречанкой, испанкой или португалкой — наверняка тоже была приглашена выпить за семейным столом чашку чая, получив таким образом возможность рассказать о нашем знакомстве с Розмари Орр.

Она говорит:

«Малыш, он хочет найти музыку, которую мы слушаем, поэтому мы ходим к ней…»

«По-моему, она имеет в виду «слышим» и "идем"», — вставляет наш жилец. Его зовут Джеймс, как я уже упоминал, и однажды я слышал, как дедушка жаловался на то, что английский Джеймса «слишком правильный» и поэтому, скорее всего, он шпион. Но мне все равно нравится слушать, как говорит Джеймс. Слова из его рта вылетают как апельсины — круглые, плотные и сочные. Сам он на апельсин совсем не похож, только щеки у него красные и краснеют еще жарче, когда Джеймс оказывается в центре внимания. Он говорит итальянке-испанке-гречанке-португалке: «Прошу вас, продолжайте. Не обращайте на меня внимания».