Преданный и проданный - [13]
— Господа медикусы, а великому князю вы учинили осмотр? Каков он?
Доктора почтительно взглянули на старшего. Тот, поклонившись, доложил:
— Должны огорчить, государыня, ибо наше единодушное мнение: не созрел принц для семейной жизни и к зачатию плода не способен. — Подумав, добавил на всякий случай: — Пока.
— В шестнадцать-то годов?
— Увы, такова природа.
— Ништо, ляжет с молодкой в кровать, дозреет. Интересы трона не допускают промедления с женитьбой.
— Природа неподвластна государственной необходимости, Ваше Величество, — с извинительной улыбкой произнёс старший.
Елизавета нахмурилась, но отозвалась обычным лёгким тоном:
— Природу, ежели что, и подправить можно. Ступайте. — Выждав, когда медикусы откланялись — а делали они это обстоятельно и церемонно. — Елизавета обратилась к Разумовскому: — Надо к его высочеству какую из фрейлин приставить, да чтоб ядрёная и шельма, — пусть поучит брачному делу, а то всё в солдатики играет, ничему другому пруссаки не образовали... Одни гадости от любезного братца моего Фридриха... Ты пригляди, Алексей Григорьевич, которая поспособнее, чтоб помахаться ему всерьёз, а не только в жмурки игрывать.
— Коли на то твоя воля...
— Ну-ну, знай край, ишь обрадовался. Ежели прослышу, что сам репетируешь, отлучу от тела... И ото двора, серденько моё...
11
Жарким летним полднем Дарья Васильевна Потёмкина в кибитке, запряжённой двуконь, лихо вкатила в усадьбу своего московского родича, президента Коммерц-коллегии, советника Кисловского.
Гришка, сидевший за кучера, правил к парадному, нимало не сомневаясь, что так и должно. Впрочем, патриархальный быт этого старого московского двора весьма располагал вести себя запанибрата: укрывшись в тенёчке могучей липы, нежилась, довольно похрюкивая, гигантских размеров свинья, рядом в благоухающей навозом луже резвились её шумные детки, добрый десяток кур толокся возле белоколонного крыльца, сверху, с балюстрады, присматривал за ними петух с великолепным, переливающимся всеми цветами радуги хвостом. Чуть подалее от дороги, немощёной и порядком разъезженной, плескались на ветру выстиранные холсты. Навстречу гостям выскочил из-за угла усадьбы голозадый мальчонка, оседлавший хворостину и яростно нахлёстывавший её прутиком. Здоровенный рыжий пёс, растянувшийся на мраморе парадного, при виде чужаков поднял голову, лениво тявкнул и, видимо, посчитав свою задачу выполненной, снова пристроил морду между лап. И довершение всего из боковой дверцы торопливо выбежала взлохмаченная девка в подоткнутой юбке и выплеснула воду из деревянной бадейки едва ли не под ноги коням.
Гришка неспешно соскочил с телеги и остановился, приглядывая, к чему бы привязать вожжи, но в сей миг на крыльце показался осанистый дед с седыми бакенбардами и фиолетовым носом и, застёгивая на ходу мундир, рявкнул хриплым басом:
— Куды прёшь, бестолочь! Не видишь — парадное. А ну вертай на задний двор, рыло неумытое!
Гришка сробел, не зная, как быть, и начал торопливо прикручивать вожжи к грядушке телеги. Дело поправила Дарья Васильевна.
— Как смеешь орать, не разобравшись, холуй поганый! — властно и гневно крикнула она. — Ты б глянул сперва, кто приехал, да коней бы принял, да барину доложил... Барин дома?
— Дарья Васильевна! Не признал, не признал! — кривляясь и фиглярничая, запричитал старик. — Думаю, не шлют ли гонцов от царского крыльца, а это вы!.. Извините-простите, извините-простите... Вас тут ждали, ждали, все жданки поели да почивать легли, кто в подклети, а кто в постели... — Сменив елейный тон на грубый, снова рявкнул: — Чего припёрлась, милости какой просить у барина?.. Нету его, в присутствие укатил.
— Чего припёрлась — моя забота, — сурово оборвала его мать. — А твоё холопье дело в дом гостей провести... Разговорился!
— Да уж дал Бог гостей для собачьих костей... Эт!.. Эт! — швейцар икнул.
Гришка враз свёл концы с концами. Шагнув на ступеньки, он взял арапник:
— Замолчь, быдло! Зараз покаштуешь у меня, мать твою волк поял!
Не отшатнись в этот момент швейцар, удар пришёлся бы по лицу, а сила у мальчишки была — плеть со свистом опоясала плечо. Мужик шарахнулся в сторону, испуганный петух заорал и полетел вниз, заквохтали куры.
— Это кто ж тут моих слуг порет? — В раскрытых дверях показался сам советник Кисловский, мужчина зрелых лет, небольшого росточка, сановитый.
Был он совершенно навеселе — волосы встрёпаны и прилипли к потному лбу, из-под цветастого халата выглядывали полные, покрытые рыжеватым налётом ноги.
— Узнаю потёмкинскую породу, вылитый Александр Васильевич, чуть что — за плеть... Так его, старого бездельника, чтоб не обижал племянников да иную родню. Ещё и я добавлю... Здравствуй, сестрица, поднимайтесь в дом. А почто без хозяина?
— Нету нашего хозяина, батюшка братец, помер Александр Васильевич. — Мать неожиданно бухнулась в ноги Кисловскому и заголосила: — Не оставьте нас, братец, милостью своей, сироты мы горемычные... Прими в семью сына моего Гришеньку... Некому за нас заступиться, притесняют все кому не лень...
— Ну-ну, встань, сестрица, негоже тебе передо мной в ногах валяться, чай, не дальняя родня... Не знал о горе твоём. — Кисловский перекрестился. — А может, и лучше, прости, Господи — о покойном дурное говорю, — но зверем был, и слова доброго не стоит... А что до Гришки, пусть живёт при мне, места за столом хватит, а там, глядишь, и к делу пристрою.
В этой книге Борис Павленок рассказывает о своей работе на различных руководящих постах в системе кинематографа СССР в 60–80-е годы. Перед читателями раскрывается непростой мир производства кино, его скрытые, «нетворческие» стороны.
Новеллы А. Бараша (1889–1952), писателя поколения Второй алии, посвящены судьбе евреев в различные периоды истории народа.
Второй том романа «Мечтатели Бродвея» – и вновь погружение в дивный Нью-Йорк! Город, казавшийся мечтой. Город, обещавший сказку. Город, встречи с которым ждешь – ровно как и с героями полюбившегося романа. Джослин оставил родную Францию, чтобы найти себя здесь – на Бродвее, конечно, в самом сердце музыкальной жизни. Только что ему было семнадцать, и каждый новый день дарил надежду – но теперь, на пороге совершеннолетия, Джослин чувствует нечто иное. Что это – разочарование? Крушение планов? Падение с небес на землю? Вовсе нет: на смену прежним мечтам приходят новые, а с ними вместе – опыт. Во второй части «Мечтателей» действие разгоняется и кружится в том же сумасшедшем ритме, но эта музыка на фоне – уже не сладкие рождественские баллады, а прохладный джаз.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Иван Данилович Калита (1288–1340) – второй сын московского князя Даниила Александровича. Прозвище «Калита» получил за свое богатство (калита – старинное русское название денежной сумки, носимой на поясе). Иван I усилил московско-ордынское влияние на ряд земель севера Руси (Тверь, Псков, Новгород и др.), некоторые историки называют его первым «собирателем русских земель», но!.. Есть и другая версия событий, связанных с правлением Ивана Калиты и подтвержденных рядом исторических источников.Об этих удивительных, порой жестоких и неоднозначных событиях рассказывает новый роман известного писателя Юрия Торубарова.
Книга посвящена главному событию всемирной истории — пришествию Иисуса Христа, возникновению христианства, гонениям на первых учеников Спасителя.Перенося читателя к началу нашей эры, произведения Т. Гедберга, М. Корелли и Ф. Фаррара показывают Римскую империю и Иудею, в недрах которых зарождалось новое учение, изменившее судьбы мира.
1920-е годы, начало НЭПа. В родное село, расположенное недалеко от Череповца, возвращается Иван Николаев — человек с богатой биографией. Успел он побыть и офицером русской армии во время войны с германцами, и красным командиром в Гражданскую, и послужить в транспортной Чека. Давно он не появлялся дома, но даже не представлял, насколько всё на селе изменилось. Люди живут в нищете, гонят самогон из гнилой картошки, прячут трофейное оружие, оставшееся после двух войн, а в редкие часы досуга ругают советскую власть, которая только и умеет, что закрывать церкви и переименовывать улицы.
Древний Рим славился разнообразными зрелищами. «Хлеба и зрелищ!» — таков лозунг римских граждан, как плебеев, так и аристократов, а одним из главных развлечений стали схватки гладиаторов. Смерть была возведена в ранг высокого искусства; кровь, щедро орошавшая арену, служила острой приправой для тусклой обыденности. Именно на этой арене дева-воительница по имени Сагарис, выросшая в причерноморской степи и оказавшаяся в плену, вынуждена была сражаться наравне с мужчинами-гладиаторами. В сложной судьбе Сагарис тесно переплелись бои с римскими легионерами, рабство, восстание рабов, предательство, интриги, коварство и, наконец, любовь. Эту книгу дополняет другой роман Виталия Гладкого — «Путь к трону», где судьба главного героя, скифа по имени Савмак, тоже связана с ареной, но не гладиаторской, а с ареной гипподрома.