Преданное сердце - [95]

— Наверно, не мы одни такие.

— Я вот тут пытался себе представить, каким я должен тебе казаться. Мне пятьдесят — по-твоему, должно быть, я старик. Я в твоем возрасте считал, что если человеку пятьдесят, то ему пора на покой — дальше наступает закат жизни.

— Я знал весьма активных людей, которым было больше пятидесяти.

— Но теперь я считаю, что старик — это тот, кому за семьдесят. Я чувствую себя тридцатипятилетним, и когда вспоминаю, сколько мне на самом деле, у меня возникает ощущение, будто надо мной подшутили.

— Ты выглядишь моложе своих лет.

— И то же самое с моей практикой. Чем дальше, тем больше кажется, что я только-только начинаю. Дома я редко говорю о делах: и слушать скучно, и похвастаться, по правде говоря, было особенно нечем. И то — разве название адвокатской конторы "Дэйвис, Хупер и Вон" мелькает в газетах? Разве к нам обращается много крупных клиентов? Так что ты, наверно, считаешь меня средненьким адвокатом. Не вышло из меня того, что должно было бы выйти. Как-никак, я окончил Вандербилтский и Вирджинский университеты.

— Тебя интересовали другие вещи, кроме работы.

— Ты имеешь в виду историю? Да, историю я люблю. Явления начинаешь осознавать только тогда, когда они уже прошли. Мне, например, Джеймс Поук понятнее Фрэнка Клемента.[74]

— Как, думаю, и большинству людей.

— Но я позвал тебя не для исторических бесед. Сколько ни прячься в прошлом, а не убежишь от того, что думают о тебе другие. Люди ведь первым делом на что смотрят — на твое имя и состояние, а у меня и то и другое довольно-таки скромное.

— Тебе не кажется, что большинство людей в твои годы чувствуют то же самое?

— Все может быть. Но сейчас впервые за долгое время наметился просвет. Появился шанс получить работу, которая позволит нам по-настоящему развернуться. Никто больше не будет тупо на тебя пялиться, услышав, что ты работаешь в адвокатской конторе "Дэйвис, Хупер и Вон". Догадываешься, что это за работа?

— Боюсь, что да.

— Симс Колдуэлл собирается провести реконструкцию в "Камберленд Вэлли", и он спросил нас, не можем ли мы подключиться к этому делу. Если мы действительно станем их представителями, это будет значить очень многое. На нас посыпятся новые клиенты, и клиенты крупные. Наконец-то я смогу заработать достаточно, чтобы обеспечить всем нам пристойную жизнь. И наконец-то я начну пользоваться влиянием. Тебя это смущает? По-моему, я никогда не говорил с тобой так откровенно.

— Мистер Колдуэлл уже обещал вам эту работу?

— Во всяком случае, активно намекал.

— Если я женюсь на Саре Луизе, "Камберленд Вэлли" наймет вас заниматься их делами?

— Что-то в этом роде. Разумеется, у них есть свои адвокаты, так что нам достанется только часть дел.

— Мистер Колдуэлл сказал, что все это зависит от того, женюсь я на ней или нет?

— Так он никогда не скажет.

— Но именно это он имеет в виду?

— Учти, я ни о чем тебя не прошу. Но прежде чем принять решение, необходимо узнать все факты. Надо спросить себя: а как мое решение отзовется на других людях? Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь пожалел о том, что я в свое время не объяснил, насколько важен для меня твой брак с Сарой Луизой. Впрочем, главное — это чтобы ты был счастлив. Мы с матерью всегда так считали.

— Мы с ней только что говорили об этом на кухне.

— Не сомневаюсь, что она думает так же. Твое счастье для нас — на первом месте.

Мамина угроза покончить с собой и папины слова о том, что моя женитьба на Саре Луизе проложит ему путь к славе и богатству, повергли меня в замешательство. Чем усерднее я искал выход из создавшегося положения, тем яснее становилось, что найти мне его не удастся. Наутро я достал свои старые теннисные ракетки и поехал в наш клуб сразиться с тамошним тренером. Около одиннадцати я должен был позвонить Саре Луизе, чтобы договориться о встрече. Набирая номер, я вдруг подумал, что с большим удовольствием поиграю с ней в теннис, чем буду слушать разговоры. Она сказал, что согласна и обещала тут же приехать. Перекусив в баре, мы отправились на корт и играли до самой темноты. Когда игра окончилась, Сара Луиза упала на стул и сказала:

— Хэмилтон, я и не знала, что ты так увлекаешься теннисом.

— Просто неожиданно захотелось поиграть.

— Сколько мы сыграли сетов?

— Семь.

За ужином Саре Луизе так хотелось пить, что она уговорила два бокала пива, в результате чего в кино, куда мы потом поехали, она задремала. Мы смотрели "О мужчины! О женщины!" с участием Дэна Дейли и Джинджер Роджерс. Внешне между Джинджер и Эрикой не было ровным счетом ничего общего, но что-то в ее голосе и соблазнительных манерах заставило меня моментально вспомнить Эрику. Когда я разбудил Сару Луизу и она спросила, интересный ли был фильм, я не мог ничего ответить: ведь сеанс я мысленно пробыл в Берлине. На обратном пути Сара Луиза снова заснула. Пробудившись неподалеку от дома, она было сделала движение, чтобы расстегнуть мне брюки, но когда я убрал ее руку на место, не стала возражать.

На следующее утро, прихватив ракетку, я снова отправился в клуб, снова встретился там с Сарой Луизой, и мы снова играли до тех пор, пока она не обессилела. Она так раскраснелась, что я на секунду испугался: а вдруг у нее будет солнечный удар? Был ли такой случай, чтобы кто-нибудь в этом возрасте умер от солнечного удара на теннисном корте? Прискорбно, конечно, но это был бы выход. За ужином она опять выпила два бокала пива и опять задремала в кино. На этот раз мы смотрели «Хижину» с Авой Гарднер и Стюартом Грейнджером. Сара Луиза спала, положив голову мне на плечо, а я все думал, что у Авы такие же глаза и та же страстная внешность, что и у Эрики. И опять Сара Луиза спросила меня про фильм, и опять я не мог ничего ответить, и опять на обратном пути она спала, оставив мой член в покое.