Преданное прошлое - [24]

Когда поезд миновал Лискард с его симпатичной местной линией, что уходила в сторону, следуя всем изгибам речной долины, и вела через заросшие лесом холмы к морю и городку Лу, я припомнила, как Майкл сдался на мои приставания и приехал сюда вместе со мной на уик-энд. Его семья уже давно переехала из Сент-Остелла. С Корнуоллом его теперь ничто не связывало, если не считать скверных воспоминаний о школе и турпоходах на болота, как он сам мне заявил в самых что ни на есть решительных выражениях. Припоминаю, как Майкл — после того как я вся в слезах вернулась одна после посещения матери в ее богадельне — вдруг отправился на длительную прогулку, бросив меня в одиночестве в садике при отеле, и я не знала, вернется он или нет. Конечно, твердила я себе потом, мне было бы лучше одной, чем с таким слабым и эгоистичным человеком. Мысли еще долго оставались столь же унылыми и безысходными, как расстилающиеся вокруг болотистые пустоши, и я никак не могла сосредоточиться на обдумывании узора моего будущего настенного коврика, чтобы хоть как-то убить время.

Но когда поезд подходил к Камборну и на фоне неба появились терриконы отработанной шахтной породы, сердце у меня забилось так, что я пришла в полное замешательство. Заросли папоротника и утесника на продуваемых всеми ветрами холмах, одинокие болотистые пустоши, отмеченные поставленными вертикально камнями и могильными курганами, постепенно сменили чуть холмистые фермерские поля, позади которых ощущалось огромное и совершенно пустое пространство.

Падавший на все это свет — яркий и таинственный — предполагал неминуемое наличие океана где-то совсем поблизости. Прямо за горизонтом находилась граница мира, в сущности, край земли.

Именно из этих мест и происходила наша семья — неистовый корнуольский клан, — из Уэст-Пенуита, с самой западной оконечности Англии. Мама всегда называла эти места «истинным Корнуоллом», словно юго-восточные края предназначались только для всяких пришельцев и предателей своей страны, для людей, чьи истоки были больше и теснее связаны с (избави Бог!) Девонширом и современным миром, нежели с древним прошлым Корнуолла как независимой страны с собственными языком, королем и законами. Наши предки добывали олово еще до того, как эта отрасль промышленности окончательно развалилась. Вместе с ней исчезли и семейные состояния, после чего многие из здешних уроженцев рассеялись по всему миру — уехали в Аргентину и Австралию, в Канаду и Чили, — туда, где шахтерская профессия все еще оставалась хорошим товаром на рынке труда.

Я не поддерживала особых отношений с теми немногими родственниками, что проживали на этом краю земли. Некоторые из них — всякие троюродные и четвероюродные кузены и кузины — были на похоронах мамы, но нам практически не о чем было разговаривать, разве что обмениваться обычными соболезнованиями. Элисон знала их лучше, чем я. У всех у них были истинно корнуольские фамилии — Пенджл и Болито, Рауз и Такер — и образ жизни, как мне показалось, лет на пятьдесят и на целый континент удаленные от моего. Я так и не смогла понять, почему Элисон и Эндрю забрались так далеко от Лондона, если не считать незначительного скандала, вызванного романом Эндрю. Однако когда поезд приблизился к месту назначения, я, кажется, начала догадываться.

Элисон были нужны уют и комфорт, которые могло дать только ощущение собственной семьи, ближайших родственников, а еще она говорила, когда перебралась в эту часть Корнуолла, что это волшебный край, переполненный могучей энергией. Я подозревала, что кузина просто ищет успокоения в новом для себя окружении, приписывая здешней природе так ей самой необходимую таинственность и загадочность. И вот сейчас на противоположной стороне залива передо мной возник Сент-Майклз-Маунт, словно поднялся прямо из моря, как замок из древних легенд, окутанный низкими облаками и в пелене мелкого дождя, и по спине побежали мурашки.

Маунт. Он то и дело упоминался в записях Кэтрин Триджинна. Я смотрела на замок, чувствуя неразрывную связь с прошлым. Даже задрожала. Господи помилуй! Мы уже подъезжали к вокзалу Пензанса, а я была перепугана чуть не до смерти — не самое лучшее состояние для того, чтобы встретиться с несчастной, убитой горем кузиной.

Но реальность быстро вернула меня обратно на землю. Огромный и уродливый викторианский вокзал, серый и угрожающий, да еще и пронизывающий насквозь настоящий корнуольский ветер с изморосью, которая тут же добралась до самых корней волос — и всего-то за те несколько секунд, что потребовались мне, чтобы пересечь платформу и укрыться под навесом. Элисон ждала меня возле вокзального буфета, тоже дрожа. Обнимая кузину, я с грустью думала о том, что смелая, яркая и отчаянная девушка, с которой мы почти одновременно справляли двадцатилетие — та, которая могла, набравшись «дури», промчаться голышом по местному парку; которая в два часа ночи, утратив всякую способность ходить после трех явно лишних порций текилы, забиралась на кладбище при церкви Сент-Николас в Дептфорде, твердо вознамерившись показать мне мемориалы Киту Марло и великому корабелу семнадцатого века Джону Эдди; та, которая могла плясать до упаду, веселиться до рассвета и клясться при этом, что никогда не будет старухой, — превратилась теперь в жалкую и не уверенную в себе особу с сильной проседью в волосах и испещренным морщинами лицом.