Предания о дзэнском монахе Иккю по прозвищу «Безумное Облако» - [86]

Весной, в третью луну, когда в столице распускаются цветы, не знал Иккю, куда бы ему пойти, а потом решил сходить в землю Сэтцу посмотреть на весенние пейзажи бухты Нанива. Преподобный Иккю не взял с собой никого из учеников, а пустился в дорогу сам и странствовал свободно, подобно облакам и воде, вдоль знаменитой бухты Мицу, любовался морскими видами, видел куликов и чаек, которые разбились по парам и летали у берега меж волнами, искали себе пропитание и устраивали свою жизнь. Воистину, как говорил инок Ноин[391]:

Человеку с тонкой душой

Показать хотелось бы мне

Весенние виды

У переправы Нанива,

Той, что в земле Сэтцу.

Кокоро аран

Хито ни мисэба я

Цу но куни но

Нанива ватари но

Хару но кэсики о

И действительно, всё так и есть, как он написал… С такими мыслями осмотрел Иккю те края и пошёл странствовать дальше, зашёл поклониться в святилище Сумиёси, дошёл до бухты Сакаи в земле Идзуми, захотелось ему сходить в Такасу[392], посмотреть, чем там живут люди с утра до вечера, и отправился он туда. Город Муродзуми в земле Суо, Эгути возле Камисаки славятся своими куртизанками как одни из лучших, но с давних времён известен город Такасу, не уступит ни в чём другим городам! С вечера у каждого дома зажигают огни, не смолкают звуки песен, звон струн цитр-кото, мужчины теряют голову в пылу любовных утех, сгорают от страсти, рискуют самой жизнью своей, и Иккю, хоть и был свободен от пыли мирских страстей, думал о разном и ходил по округе, а потом вспомнил, что когда-то среди здешних дев веселья была и знаменитая Хотокэ-будда, к которой воспылал страстью Киёмори[393], и слышал он, что сейчас там обитает дева по имени Ад. Захотелось ему на неё посмотреть, и он спросил у тамошнего жителя:

— Слышал я о такой деве и что сейчас она вроде бы здесь обитает. Хочу спросить, где её можно найти?

Тот человек отвечал:

— Да, знаю! Известная в здешних местах дева веселья. Вон там дом с белыми стенами, в нём и сможете увидеть деву по имени Ад, о которой спрашиваете. Идёмте, я вас провожу! — с этими словами он повёл Иккю к тому дому.

— Вон, в тёмно-фиолетовой накидке-косодэ, на которой вышиты весенние виды, эта самая Адская дева и есть!

Иккю какое-то время смотрел на неё через оконную решётку, а потом громко произнёс:

Что же это за «Ад»?

Сколько б ни слышал раньше,

Ужаснёшься, увидев.

Кикоси ёри

Митэ осоросики

Дзигоку канна

А она тут же ответила:

Все, кто пришёл умереть,

Непременно в него упадут.

Си ни куру хито но

Отидзару ва наси

Иккю удивился, оценил её находчивость, обменялся с ней стихами ещё несколько раз, а потом снова ушёл странствовать и в конце концов вернулся в столицу. А дева та, взявшая себе имя Ад, противоположное имени девы Хотокэ в старину, — хоть и женщина, но оказалась намного умнее многих глупых мужчин, и можно бы сожалеть, что человек таких способностей ведёт жизнь куртизанки, а вместе с тем жалеть иных куртизанок не стоит, ведь прославились в веках такие женщины, как Хигаки, Белая дева из Нанива, Эгути-но кими, и много таких примеров, так что о них не нужно переживать и недооценивать их тоже не стоит.

10 О том, как преподобный Иккю сочинял китайские стихи

Однажды преподобный Иккю увидел кукольное представление и сказал:

— Интересное это занятие — управлять куклами. То управляешь государем, украшенным Десятью добродетелями, а то воином или же женщиной из простонародья, воспроизводишь то, как они ведут себя и чем занимаются, сообразно их положению, и они как будто бы начинают жить сами по себе, а зрители воспринимают их как живых людей, смеются над шутками, сочувствуют их обидам, а в трагические моменты вместе с ними проливают слёзы, сострадая их горестям. Если подумать, то это ведь всего лишь куски дерева. Но люди забывают о том, что это деревянные куклы… И жизнь человеческая тоже такова — истину принимаем за вымысел, а вымысел — за истину. Попробую сложить об этом китайские стихи:

Являют себя на подмостках

То императоры, то простаки,

И мы забываем об их деревянной природе,

Глупо считая, что это — и есть человек.

Один монах часто приходил в келью Иккю, чтобы получать наставления. Как-то раз он долго не приходил, и Иккю начал о нём беспокоиться. Расспросил знакомого, а тот отвечал:

— Да тот монах ведь уже десять дней как болеет. Простудился, страдает необычайно, пульс у него плохой, и неясно, выживет ли. Один лекарь сказал, что его может вылечить лук. Не хочет он нарушать запрет на пять острых овощей[394] и потому лук не ест.

Иккю, когда об этом услышал, купил лука и отправил тому недужному монаху с такими стихами:

О монах, страдающий тяжкой простудой,

Пульс у тебя плохой, вот-вот тебя дух покинет!

Сам Татхагата, болея, ел молочную кашу, —

Презри те обеты, поешь целебного лука!

Один человек нарисовал портрет Иккю и пришёл к нему в келью:

— Не напишете ли подпись к портрету?

— Это несложно! — отвечал Иккю, взял тушечницу, обмакнул кисть и написал:

Со спокойной душой делает, что велит сердце,

И наоборот, в медитации не находит покоя,

Под серебряным светильником глядит на луну,

Со смехом читает стихи о солнце и небе.

Конец четвёртого свитка «Продолжения рассказов об Иккю»