Предания о дзэнском монахе Иккю по прозвищу «Безумное Облако» - [72]

— Воистину, только благодаря тому, что с нами оказался такой просветлённый монах, как Иккю, беда обошла нас стороной, покойного нам вернули, и мы можем его похоронить, как положено!

На следующий день настоятель пришёл в келью Иккю, обсудил с ним необычное событие, случившееся накануне, вознёс хвалу святости Иккю и вежливо попросил:

— А кстати, когда вы обратились к небесам и возгласили: «Переход! Переход!» — что это за заклинание? Обучите и меня!

Иккю рассмеялся:

— Да нет, давешнее «Переход! Переход!» — вовсе не заклинание. Тот Сукэдзиро при жизни всё жалел, что между гостевой комнатой и главным храмом нет крытого перехода, и дал много денег на то, чтоб построить его. А когда вчера так неожиданно всё случилось, я вспомнил об этом, решил, что такое благое деяние, создающее заслугу, могло бы ему сейчас помочь, потому и закричал «Переход! Переход!». Небо, наверное, решило так же и вернуло гроб на место. Только и всего! — так он объяснил, а настоятель был разочарован:

— Жаль, это совсем не то, что я думал, впрочем, благодаря необычайной святости преподобного, вы и есть Иккю, а я, вовсе не имеющий святости, даже если б научился делать, как вы, это было бы как ворон, который старается походить на баклана, — оба они чёрные, только и всего, или бронза подобна золоту, но с ним не сравнится, что уж тут говорить… — так осознал он правду о себе, вежливо попрощался и удалился в свой храм.

^{Преподобный Иккю встал, развернул веер и громко прокричал: «Переход! Переход!» Удивительно, но чёрная туча спустилась, поставила гроб на место, рассеялась, дождь и гроза утихли.}

2 О том, как Иккю рассказывал историю о старухе, практиковавшей дзэн

Иккю как-то вечером на досуге собрал учеников и рассказал им историю:

— Давным-давно жила где-то одна старуха. Искренне практиковала она учение дзэн, устроила хижину, крытую травой, поселила там старого монаха и кормила его, слушала его наставления и так почитала его целых двадцать лет. У неё служила прекрасная лицом и осанкой девушка, которой было дважды по восемь лет. Ей было приказано носить каждый день монаху еду, прислуживать и покупать, что ему нужно. Однажды выдались дождливые сумерки, монаху заняться было особенно нечем, и, воспользовавшись таким грустным вечером, старуха решила проверить, что у него на душе. Сказав той девушке, что нужно сделать, как стемнело, отправила её к нему. Девушка зашла в келью, сказала монаху, как научила её старуха: «Настаёт ночь, и никто не знает о нас. Грустно жить одному, — чем бы вы хотели заняться в этот час?» — и с этими словами обняла его. Монах отвечал: «Сухая сосна прилепилась к холодной скале, зимой неоткуда взяться теплу». Смысл тут в том, что, даже если обнимет красавица, душа подобна сухой сосне на холодной скале, в зимнее время теплу взяться неоткуда, вот так же и душу его поколебать невозможно.

Девушка же давно служила у этой старухи, почитавшей дзэн, и, вероятно, могла уяснить смысл трудных для понимания слов. Догадалась она, что постижения дзэн этот монах не достиг. Эти его незрелые слова пересказала она старухе, а та изрядно разозлилась: «До сих пор думала, что он просветлённый, двадцать лет уж кормлю этого монаха, который всё равно что мирянин, чтоб его!» — и тут же прогнала монаха, а его хижину сожгла. Тот монах не постиг сути дзэн, зато старуха хорошо осознала дух учения. Вам же нужно как следует постараться. Попробую изложить это в стихах! — Иккю тут же взял кисть и написал китайские стихи:

Старуха от доброй души лестницу дала негодяю,

Непогрешимый отшельник получил от неё жену.

Если б нынешней ночью красавица обняла бы меня,

Старая ива, сухая даже весной, пустила бы снова побег[345].

— Следует вам осознать, глядя на эти стихи. Монах повёл себя неправильно, старуха тоже. Я не веду себя ни правильно, ни неправильно, — разъяснил он.

Смысл стихов в том, что старуха намеренно приставила лестницу для вора, и так устроила для него путь. Это о том, что она предложила непорочному отшельнику прекрасную женщину. Нынешним вечером, если бы красавица предложила такое, то, как ива, которая засохла, но в конце весны даёт новые побеги, так же и Иккю помолодел бы душой, и мысли его бы смешались, это и выражено в стихах: то, что он вовсе не как тот монах, который подобен засохшему дереву и неспособен на тёплые чувства. Здесь Иккю, хоть удалился от мира, но не привязывается даже к этому, и, должно быть, Хэндзё-содзё[346] в своих стихах «Не одолжить — жестоко. Что ж, может быть, ляжем вдвоём?» говорил о том же.

3 О том, как Иккю ответил Нинагаве Синъуэмону

Осень, что ни говори, очень печальное время, навевающее уныние, и вот два-три дня дождь лил, не переставая ни на мгновение, и, чтобы скрасить досуг, Нинагава Синъуэмон решил сходить в келью к Иккю, поговорить с ним о том о сём и так занять себя в этот дождливый день. Дошёл он до кельи, спросил позволения войти, а преподобного одолевали такие же мысли — от криков обезьян, с печалью взывающих к облакам, становилось невыносимо грустно и охватывала тоска. Только заслышав, что пришёл его друг Нинагава Синъуэмон, он, обрадовавшись, тут же вышел к нему: