Предания о дзэнском монахе Иккю по прозвищу «Безумное Облако» - [57]
и прочие места, прибыла в столицу, там её встречали дамы из той же семьи, а она к ним вышла в хорошей шляпе. По этому поводу она вспомнила о другой и приказала: „Отнеси шляпу заново покрыть лаком!“ — пошёл я к лакировщику, а тот сказал: „Три мона серебром!“ — а хозяйка, как услышала, и говорит: „Нет уж, такие деньги я платить не стану! Тогда пускай уж просто закрасят!“ — и дала две связки медяков, каждый размером не больше бусины в чётках. Вообще говоря, госпожа придирчива, и сказала: „Что-то они мелкие, не больше боба!“ Потому-то мой намёк на бобы — лучший в Трёх государствах![260]»
Так рассказывал Иккю, а дамы заскучали и нахмурились.
10
О том, как Иккю беседовал с тэнгу в Касима
Чтобы осмотреть постройки святилища Касима, Иккю пошёл туда на паломничество. Когда подошёл он совсем близко к святилищу, из чащи, откуда-то из-за деревьев, вдруг выскочило невесть что, похожее на монаха-ямабуси в семь сяку[261] ростом, и, обратившись к Иккю, спросило:
— Что такое Закон Будды?
— Это то, что в груди, — отвечал Иккю.
— Если так, сейчас разрежем и посмотрим! — сказал тот, выхватил меч, сверкавший подобно льду, и приставил его к груди Иккю, туда, где находится сердце.
— Подожди-ка! — сказал Иккю, нимало не смутившись, и произнёс:
Когда он так сказал, тот оборотень пропал неведомо куда. Ну разве не удивительна ли такая находчивость?
>Тэнгу спросил Иккю: «Что такое Закон Будды?» «Это то, что в груди», — отвечал Иккю. «Если так, сейчас разрежем и посмотрим!» — сказал тот, выхватил меч и приставил его к груди Иккю.
11
О том, как Иккю подарил управляющему земли повязку-ситаоби
Когда Иккю пребывал в Одавара, что в земле Сагами, то, говорят, жил он в хижине одного ронина, которого звали Катаока Ядаю. Управляющий той земли, услышав о том, направил к нему посыльного, чтобы тот передал: «Вы, наверное, устали от долгого путешествия. Ничем не примечателен мой дом, но приходите, отдохнёте с дороги!»
Иккю сказал: «Хорошо!» — и отправился в дом управляющего вместе с посыльным. Управляющий взялся за дело всерьёз, угощал его разными лакомствами, какие только бывают в горах или в море.
И вот, когда подали сакэ, расспросив Иккю о делах, тот попросил:
— Неловко даже спрашивать, но не могли бы вы что-нибудь написать для меня?
Иккю, выслушав, согласился:
— Это легко! Вот как вернусь к себе, так и отправлю вам! — и пошёл туда, где он жил. С ним отправили посыльного со словами:
— Вы давеча пообещали что-нибудь написать, отдайте этому человеку.
А Иккю был, наверное, очень занят. Взял он лежавшую тут же бумагу, на которой Ядаю что-то писал, и отдал посыльному.
Он обрадовался, вернулся и показал это управляющему. Тот развернул, посмотрел — почерк Ядаю. «Удивительное дело! Верно, это посыльный всё напутал», — решил управляющий, вызвал его и расспросил.
— Это он сам мне передал из рук в руки! — отвечал посыльный.
— Наверное, просто растерялся от неожиданности… — И вновь послал того человека с посланием: «Давешняя записка написана почерком Ядаю. Прошу вас, напишите что-нибудь своей рукой!»
— Так он меня настойчиво просил, и почему это я перепутал… — сказал Иккю и передал тщательно перевязанный свёрток.
Посыльный обрадовался, вернулся и передал это управляющему. Тот разорвал свёрток, а там оказалась старая набедренная повязка-ситаоби[262]. Управляющий всплеснул руками и рассмеялся.
А потом, перед тем как идти дальше, в землю Осю, он написал большой иероглиф «Ива» и подарил Ядаю. А ещё была у Ядаю старая ширма, на которой было нарисовано не пойми что. Он спросил у хозяина, что бы это могло быть, а тот сказал:
— Старая она уже, непонятно, что там нарисовано. Родители говорили, не то лошадь, не то бык.
— Если бык, то должны быть рога. Рогов нет, значит, это должна быть лошадь, — заметил Иккю.
Хозяин попросил:
— Кстати, не надпишете ли эту картину?
— Это легко! — сказал Иккю и написал крупными знаками:
«Говорят, что это лошадь».
Ту картину и сейчас очень любят и берегут, как сокровище.
12
О том, как Иккю перевернул тыкву-горлянку
Это случилось, кажется, когда Иккю был ещё учеником. На перекрёстке на Первом проспекте поставил он табличку с таким объявлением:
«Иккю, Старый наставник Японии, обрёл сверхспособности и будет переворачивать тыкву-горлянку! Все, кто желает посмотреть на это, приходите. Будет это в такой-то день этой луны!»
Сделав это, устроил он площадку для представлений в Мурасакино. «Что-то будет!» — решили падкие до зрелищ жители столицы, и вот, стар и млад, мужчины и женщины, знать и простолюдье, беднота и богачи, — со всех ног толпой повалили туда.
И вот, когда площадка заполнилась, выскочил Иккю. Спереди на одежду он прицепил большую тыкву-горлянку, «хётан», в обеих руках держал по палке. Проскакал он с запада на восток, с севера на юг, так несколько раз, а потом громко возгласил:
— Тан-хё-тан-хё-тан-хё… — повторил он раз двадцать, танцуя и подпрыгивая, а как наскакался, сказал:
— Пускай подойдут следующие зрители, пропустите следующих! — и выгнал зрителей с площадки.
