Предания и мифы средневековой Ирландии - [49]

.

В то самое время разжигал Мак Кехт огонь в Доме Да Дерга. И от грома его огнива отлетели трижды пятьдесят кораблей обратно на морские волны.

— Знаешь ли ты, что это? — спросил Ингкел у Фер Рогайна.

— Не ведаю, — отвечал тот, — разве только это Лухтон Певец из Эмайн Махи раздает удары, когда силой отнимают у него еду, или Лухдонн[195] кричит в Темра Луахра, или Мак Кехт разжигает огонь на ночлеге короля. Каждая искра и головня от того огня, что падает на пол, зажарит сотню телят и двухгодовалых свиней.

— Да не приведет к нам сегодня Господь этого человека, — воскликнули сыновья Донн Деса, — ибо несет он беду.

— Не больше она той, что узнали от вас мои края, — сказал Ингкел, — на счастье мне оказался он тут.

Потом пристали они к земле, и от удара трижды пятидесяти кораблей о берег содрогнулся весь Дом Да Дерга, так что щиты и копья со звоном попадали наземь и ни одного не осталось на крюках.

— Что там за грохот, о Конайре? — спросили воины.

— Не могу и помыслить, — ответил король, — разве только лопнула твердь или Левиафан, что опоясывает мир, вознамерился разрушить его своим хвостом, или корабль сыновей Донн Деса пристал к берегу. Горе мне, если это не они, возлюбленные мои братья, кого не пристало нам страшиться этой ночью!

Вышел вперед Конайре и оказался на лугу перед Домом.

Между тем услышал и Мак Кехт громовой удар и решил, что напали враги на его спутников. Схватил он тогда свое оружие, И почудилось воинам, что совершил он тогда громовой прием трехсот.

Воистину страшен был герой, грозный и бешеный лев, Ингкел Одноглазый, внук Конмайкне, что стоял на носу корабля сыновей Донн Деса. Единственный глаз был у него во лбу, огромный, словно бычья шкура, с семью зрачками, черными, словно жуки. Каждое колено его было размером с котел, каждый кулак — с корзину жнеца. Был его зад, словно два сыра, а каждая голень, словно ярмо.

И тогда пять тысяч воинов, по десять сотен в каждой тысяче, сошли на берег у Трахт Фуйрбтен.

Тем временем вошел Конайре в Дом и всякий, был на нем гейс или нет, занял свое место. Сели три Красных, сел и Фер Кайле со своей свиньей.

Вышел к ним сам Да Дерга, а с ним трижды пятьдесят воинов. И были у каждого из них волосы до затылка и короткий плащ до бедер. Пятнистые зеленые штаны были на воинах, и в руках держали они палицы с шипами и железными полосами.

— Приветствую тебя, о Конайре, — сказал Да Дерга, — как приветствовал бы и тогда, когда чуть ли не все ирландцы решили бы разом быть здесь.

Между тем заметили они женщину у входа в Дом, и было это уже после захода солнца. Просила она позволения войти. Длинными, словно ткацкий навой, были ее голени. Серый волнистый плащ был на той женщине, волосы ее спускались до колен, а губы свисали на одну половину лица.

Вошла она, прислонилась ко входу и бросила на короля и его воинов дурной взгляд. И тогда сам король сказал ей:

— Что скажешь о нас, женщина, коли ты и вправду провидица?

— Вижу я, — ответила женщина, — что если только птицы не унесут тебя в лапах из этого Дома, не уйти тебе отсюда живым.

— Не дурных предсказаний мы ждем, — ответил король. — Но ты не из наших людей. Как твое имя, о женщина?

— Кайлб, — сказала провидица.

— И вправду, не слишком уж длинное имя, — сказал Конайре.

— Немало у меня и других имен, — ответила женщина.

— Каковы же они? — спросил король.

— Нетрудно ответить: Самайн, Синанд, Сейскленд, Содб, Сайгленд, Самлохт, Кайл, Кол, Дикоем, Дикуйл, Дихим, Дихуймне, Дихуйнне, Дайрне, Дайрине, Дер Уайне, Эгем, Агам, Этамне, Гним, Клуйхи, Кетардам, Нит, Немайн, Ноенден, Бадб, Блоск, Блоар, Уает, Меде, Мод.

На одном дыхании пропела она это, стоя на одной ноге у входа в дом.

— Чего же ты хочешь? — спросил ее Конайре.

— Воистину того же, чего и ты, — ответила женщина.

— Гейс запрещает мне принимать одинокую женщину после захода солнца, — сказал Конайре.

— Хоть бы и так, — сказала на это женщина, — все же не уйду я, пока не окажут мне гостеприимство этой ночью.

— Скажите ей, — молвил король, — что получит она быка да свинью, а впридачу остатки кушаний, если только проведет ночь в другом месте.

— Если и вправду случилось так, что у короля не найдется еды и приюта для одинокой женщины, поищу я их у другого владыки, раз уж забыл про гостеприимство король в этом Доме.

— Жестокий ответ, — сказал на это король. — Хоть и лежит на мне гейс, пропустите ее.

Великий ужас навели на них речи той женщины, хоть и не знали они, отчего это было.

Тем временем сошли на берег разбойники и добрались до Лекайб Кинд Слебе. Никогда не закрывались входы в Дом. Оттого и назывался он бруйден, что похож был на губы, изрыгающие пламя[196].

Воистину велик был огонь — Вепрь Лесов, что разжигал Конайре каждую ночь. Семь дверей было в Доме, и когда вынимали из огня полено, из каждой вырывалось пламя, словно от горящей часовни. Семнадцать колесниц Конайре стояло у каждого входа в Дом, и те, кто смотрел с кораблей, ясно видели пламя сквозь их колеса.

— Знаешь ли ты, о Фер Рогайн, что там за яркий огонь? — спросил Ингкел.

— Если то не огонь короля, то и не знаю, что думать, — ответил Фер Рогайн. — Да не приведет его сюда Господь этой ночью. Воистину жаль.