Предания и мифы средневековой Ирландии - [34]

из Улада, тот самый, что принимал множество обличий.

Послали люди из Тары за ними, а когда те явились, спросили у них о том же, то есть чтобы установили они для них владения Тары. И тогда поведал каждый о том, что помнил, а потом сказали они, что не годится им делить владения Тары, пока нет на этом собрании того, кто старше их всех и воспитал их.

— Где же он? — спросили ирландцы.

— Нетрудно сказать, — ответили те, — это Финтан, сын Бохра, сына Бита, сына Ноя.

И был он тогда у Дун Тулха в Киаррайге Луахра.

Отправился один из людей Кеннфаэлада, Берран, к Финтану в Дун Тулха, что на западе от Луахра Дедад. Привел он Финтана в Тару и с ним восемнадцать спутников, так что шли девятеро позади него и девятеро впереди[130]. Не было среди них такого, кто не приходился бы ему родичем — сыном, внуком, правнуком или каким иным потомком.

С великой радостью приветствовали Финтана в Медовом Покое, и всякий был доволен, что услышит его речи и истории. Встали пред ним все ирландцы и предложили Финтану сесть на место судьи. Но сказал тогда Финтан, что не начнет говорить, пока не узнает, в чем дело.

— Довольно радоваться моему приходу, — сказал он еще, ибо и так верю я вашей радости, как всякий сын верит своей приемной матери, а приемная мать моя — тот остров, где все вы живете, Ирландия, а доброе колено ее — тот холм, на котором стоите, вы, Тара. Плоды и дары, цветы и пища этого острова питали меня от Потопа до сего дня, и сведущ я в историях4 всех пиров, похищений скота, разрушениях и сватовствах, что случились здесь от Потопа доныне.

Потом сложил он такую песнь:

Об Ирландии пусть воспрошают,

правду я знаю,

о каждом захвате ее,

с первого дня благодатного света.

С востока пришла Кессайр,

женщина дочерью Бита была,

с ней пятьдесят девиц

да трое пришло мужей.

Здесь их застиг потоп,

горе великое это,

и потопил их всех,

хоть каждый был на холме.

В Слиаб Бета на севере — Бит,

грустен о том рассказ,

Ладра у Ард Ладран,

Кессайр в своем укрытье.

Я же спасен оказался,

волею Божьего Сына, защитника стад,

отхлынул потоп от меня

над Тул Туйнде могучей.

Год я провел под потопом,

у Тул Туйнде великой,

не спалось никогда и спаться не будет,

лучше, чем там спалось.

Потом Партолон явился,

из края греков, с востока,

я все его ведал потомство,

хоть путь его был и немалый.

В Ирландии жил и тогда я,

когда была тут лишь пустошь,

вот сын Агномана явился,

Немед, чья смерть прекрасна.

Потом Фир Болг появились,

воистину это правда,

на этой земле был я с ними,

пока они жили на ней.

Фир Болг и Фир Галиойн

пришли, давно это было,

и Фир Домнайн пришли,

что жили на западе в Иррус.

За ними пришли Племена Богини,

в облаках густого тумана,

жил я тогда вместе с ними,

и век тот был не короткий.

Миля пришли Сыновья

в эти земли померяться силою с ними,

был я при каждом семействе

до этого самого часа.

Потом Миля пришли Сыновья

из земель испанских на юге,

жил я все время с ними,

воистину славными в битве.

Был уж мой век немалый,

того я сейчас не скрою,

пока не познал я веру,

от Отца рая заоблачного.

Я белый Финтан,

сын Бохра, того я не скрою,

здесь со времен я Потопа,

мудрец благородный, великий.

— Воистину это славно, о Финтан, — сказали ирландцы, — и пусть не коснется нас ничто, чем мы могли бы тебя обидеть. Желали б мы знать, насколько крепка твоя память.

— Ну что ж, — ответил им Финтан, — как-то раз шел я на запад по лесу, что в западном Мунстере, и была у меня ягода красного тиса. Посадил я ее во дворе моего дома, и выросло там дерево в рост человека. Тогда перенес я его на луг вблизи дома, и выросло оно на лугу таким, что сто воинов усаживал я под его листвой. От ветра и дождя, от холода и зноя защищало оно меня. Так и жил я вместе со своим тисом, пока не опали его листья от старости. Тогда не стало мне от него больше пользы, и срубил я дерево и из ствола сделал семь чанов[131], семь [...], семь [...], семь ступ, семь кувшинов, семь [...] и семь чаш, да еще обручи для всех них. Так жил я и были со мной мои сосуды из тиса, пока не распались их кольца от ветхости Тогда переделал я их, но вышел у меня лишь... из чана, [...] из [...] ступа из [...], кувшин из ступы, [...] из кувшина и чаша из [...]. Господом всемогущим клянусь я, что не ведаю, где теперь все они, после того как сносились от ветхости.

— Воистину ты мудрец, — сказал тогда Диармайт, — и преступить твое слово, все равно что преступить слово старейшего. Оттого-то и позвали мы тебя, чтобы рассудил ты нас по справедливости.

— И вправду верно, — ответил Финтан, — что ведомы мне все мудрые суждения от сотворения мира до сего дня.

Потом сложил он такую песнь:

Так знаю я,

безумцу того не открыть,

того, кто был первым судьей,

похвалюсь без утайки,

суд первый свершил без просчета.

Над дьяволом суд над горой Друим Ден[132],

знаю о том я, как был он свершен

возлюбленным богом, молва разнеслась,

злодеянию первому первый был суд.

Любимого бога божественный дар,

чтобы был средь людей правый суд,

речи прекрасной закон был дарован,

лучше любого другого суждения, Моисею.

Изрек Моисей благородное дело,

слова того беспорочный закон,

Давид произнес вслед за ним

слово истины, слово пророка.

Фениус Фарсайд, бесконечная милость,