Предание смерти. Кое-что о спорте - [4]

Твои друзья ведут легкомысленную игру, ни о чем не задумываясь, а задуматься стоило бы. Ты теперь молчишь, расплачиваясь незрелостью за зрелость, точно так же привыкли поступать и нации, прежде чем объединиться, а объединяются они для того лишь, чтобы тем яростнее нападать друг на друга. Все это плавно переходит в мое мягкое терпение. Я, к счастью, не агрессивна, и мои подруги тоже. Мы ведем беседы на разные темы и требуем уважения к себе, так называется та скидка, которую мы предоставляем выбранным нами темам. Увенчанные славой писательницы читают нам доклады. Они плещутся в себе, как в ванне, похоже, им там, в себе, приятно и тепло, с их губ слетает немножко пахучей пены. Они вытирают губы. Потом говорят о том, о чем и должны говорить: о мужестве, о печали, о страданиях, о смешении культур. Всегда об одном и том же. Вон та женщина обводит влажным указательным пальцем круг своих читателей и считает, что этого — для спорта — достаточно. Скука, сынок, уже начинает теребить твою колыбель, а ты ведь не лентяй. Ты хочешь выйти из дома, в крайнем случае выгулять собаку. А та, другая ангажированная дама, смотри-ка, дотрагивается до каемки блюда, в котором замешивает тесто, каемка окружает и саму эту даму, кроме того, ее окружают ее подруги — для большего резонанса. Раздается скрипучий звук домашнего очага и домового сверчка. Мы, женщины, большей частью любительницы, но все мы старательно помогаем распространять то, что хочет сказать одна из нас, вот только бы знать, кто именно.

Конечно, даже дилетант может испытывать удовлетворение, если оказывается прав. Твои друзья посмеиваются над тем, что я боюсь тебя потерять. И ты вместе с ними. Но этот первоначально разумный обмен мнениями между вами часто ведет к ожесточенным спорам. Я это знаю. И тем не менее своими колкими замечаниями я пробиваю дыры в вашей защите. По этой причине я не сплю ночами, хотя считаюсь экспертом по части разногласий, которые я, занося в особую тетрадку, стираю сперва со слезами, а потом насухо. Ну почему ты воспринимаешь меня как врага, как это случилось?

Откуда твоя вечная цитрусовая свежесть, от которой у меня захватывает дыхание? Как, от меня самой, из моего кухонного шкафа? Я только хочу знать, где ты проводишь время. Твои друзья по спорту находят меня смешной. Они аплодируют тебе, когда ты меня высмеиваешь. Скоро на людях мне даже нельзя будет посмотреть в твою сторону. Никто же не смотрит туда, где стоит мать. Мать наделяет своего ребенка способностями к тому или иному делу, и в то же время сама лишается этих способностей. Спорт лучше всего воздействует на людей тогда, когда им занимаются публично. Когда фотографии звезд красуются в газетах, выглядывают из-за газетных страниц, которые скрывают их только для того, чтобы еще нагляднее выставить напоказ. Скоро я буду видеть только твои сверкающие сзади пятки, когда ты собираешься изо всей силы пнуть ногой бедный истрепанный мяч, который и подлетел-то к тебе для того, чтобы тебя проведать. Но ему надо двигаться дальше, к игроку средней линии, который как раз свободен, в отличие от тебя, дурачок. Твоя удача там, где тебя нет. Поверь мне!

Раньше, когда ты был маленьким, все было куда приятнее. Я хочу познакомиться с твоими друзьями, но ты мне этого не позволяешь. Я ведь тоже на свой лад героиня, только ты этого не замечаешь, хотя я всегда старалась одеваться как можно красивее. Мы, матери, все героини, одни тихие, другие крикливые. Из оскорбленного самолюбия ты перекрыл общение между нами, словно пробку вставил в раковину, чтобы перекрыть сток воды. Твои друзья должны принадлежать только тебе одному. У меня такое чувство, словно ты уходишь на войну. «Не мучай меня!» — отчаянно кричу я. Я ничуть не сомневаюсь в твоей способности быстро двигаться или стоять на месте и вооружать собой боевые машины, в зависимости от того, что тебе больше по душе. Но ты мельтешишь перед моими глазами, ты — связной, с полевой сумкой через плечо.

А ведь этот отрезок пути можно было бы спокойно пройти пешком. Ты все еще заставляешь меня бегать по дому, если тебе чего-нибудь надо. Но и это случается все реже. У меня такое чувство, словно вырывают что-то из рук, но я готова делать все, только бы ты был счастлив. Ну пожалуйста, живи у меня и дальше и ешь за моим столом! Ложись на кровать в своей прежней комнате, в детской, и засыпай, прижавшись к стене, чтобы я могла считать твои вдохи и выдохи и в такт твоему дыханию соразмерять или запрещать военные конфликты во всем мире, заранее не зная масштабов! К чему мерная рулетка, если я против в принципе? Только для того, что их, как мне кажется, развелось слишком много? Нет уж, хватит, все они, нынешние и грядущие войны, мной отменены, отметены — целиком и полностью. На тебя одного рассчитывала я, малыш, задолго до того, как стали рассчитывать на тебя другие, и мне бы хотелось, чтобы мой расчет оправдался. Тебе же не составляет труда относиться ко мне хорошо, так, как ты относишься к своим товарищам по спорту. Я вся такая покладистая, когда ты, сын, со мной, какая-то сила во мне поднимает меня ввысь, я становлюсь возвышенной, я вся сияю, излучаю приветливость, но едва ты закрываешь за собой дверь, как в меня вселяется чувство утраты, мне кажется, будто тебя у меня украли! Ковер, на котором только что кто-то топтался, лежит теперь пустой, словно внешне спокойное, но постоянно несущее в себе угрозу море. Ты встал перед этой стихией, что в любой момент может причинить нам большой вред, не огнем, но водой, и, как положено, отдал честь: связной на месте! Показалось солнце, но оно ведь светит тебе одному. Тебя нет дома, и солнцу можно снова зайти.