Предание о химйаритском царе Ас‘аде ал-Камиле - [24]

и кадар совмещаются, судьба тем самым сводится к воле божьей:

Если судьба (манāйа) и уничтожит мой народ и весь он погибнет, то [этим] я еще не буду побежден.

Всякий умирает, как и эти люди, предопределенное (кадар) неизбежно должно свершиться[275].

Аллах, повсюду выступающий как субъект судьбы, ее повелитель, в одном случае оказывается как бы спасителем от жестокого языческого фатума:

И восславили мы Аллаха, который вдохнул в нас жизнь и избавил нас от ужасов превратностей судьбы (хадасан.)[276].

В целом фаталистическая лексика стихов предания об Ас‘аде типична для мусульманского времени. Некоторые особенности (сочетание манийа и кадар, Аллах защитник от судьбы) указывают на раннемусульманский период, когда замена бедуинского фатализма религиозным детерминизмом еще не произошла окончательно.

Контекст, в который приписываемые Ас‘аду стихотворения помещают фаталистические высказывания, достаточно своеобразен и позволяет нам говорить об особой трактовке темы судьбы в предании. Характерным и отличительным признаком этой трактовки является сочетание в стихах трех мотивов, связанных с темой судьбы.

1. «Оправдание судьбой». В доисламских и мусульманских стихотворениях тема судьбы часто бывает связана с рассказом о великих правителях, их победах и прекрасных постройках. Это исторические реминисценции, которые констатируют гибель древних царств и служат доказательством могущества судьбы. Стихи, приписываемые Ас‘аду, тоже описывают великое царство, но с точки зрения его современника, во всем блеске и мощи. Только тема судьбы придает стихам пессимистический тон. Ас‘ад предрекает своему царству гибель потому, что всякое могущество обречено судьбой (Аллахом) на исчезновение, гибель:

Счастливо было наше царствование, однако не надеюсь я на вечность перед лицом гибели[277].

Люди, как бы долго они ни жили, не живут вечно, и смерть, [приходящую] от господа нашего, невозможно отрицать[278].

Предрекая гибель, стихи Ас‘ада как бы предвещают более позднюю эпоху, когда не стало ни царя, ни его державы, оправдывают их исчезновение законами и волей судьбы (и ее субъекта — Аллаха), тем, что такова неизбежная участь всех людей и государств.

2. «Преодоление судьбы». Утверждая неизбежную гибель по воле судьбы, стихи Ас‘ада указывают также, что власть ее не абсолютна. Всесильная в сфере материальной, судьба может быть преодолена в области духовной, с помощью славы, памяти, которые остаются жить в веках:

Царство всех людей исчезает, но о царствовании нашем над людьми останется память, которой не исчезнуть[279].

Поэтому стихотворения особо упоминают записи и сказания, хранящие эту память:

Мы оставили надписи в Зафаре, записывали битвы наши в свитках (забур).

Я  рассказал о том, что было во время мое, и царство мое принадлежит Вечному, Побеждающему[280].

Собственно; все предание об Ас‘аде, все его стихи и легенды — это и есть та память, которая должна сохранить славу царя, дать ему победу над судьбой.

3. «Заслуги предков». Слава, память о великих деяниях выступают в предании не как достояние одного лишь Ас‘ада, а как слава всех химйаритов, кахтанидов. Это общее здание славы, в строительство которого вносил лепту каждый, начиная с эпонима и прародителя — Кахтана:

Истинно, Кахтан построил для меня здание, не из глины и не на колоннах.

Оно непохоже на то, что строят люди из глины, алебастра, сложенных кирпичей.

…

Благороднейшие из кахтанидов превратили его (здание) в крепость, умение строить наследовав от Да‘уда[281].

Представление о соединенных вместе «заслугах предков» отразилось в том, что стихи Ас‘ада перечисляют не только действительных предков царя, но и знаменитых правителей из других династий. Заслуги и слава древних царей делали кахтанидов избранным народом, превосходившим всех остальных:

Если бы вечность давалась нам за храбрость, силу или многочисленность.

Или же за власть над тем, чем мы владеем, то мы были бы обладателями вечности[282].

Химйариты — благороднейшие люди, издревле они господа людей, властвовать — наше право![283]

Мой народ — они цари по праву, о котором свидетельствовал Аллах, лучший из свидетелей[284].

Древнее величие и права на власть распространяются на всех химйаритов, передаются по наследству, являются наследием и достоянием кахтанидов поздних эпох. Эту идею связи между кахтанидами — предками и потомками — хорошо выразил ‘Алкама б Зу-Джадан:

Когда мы вспоминаем тех царей, которые были до нас, мы возвышаем то, что они возвысили.

Цари наши исчезли, исчезло и прекратилось их царство, но для тех, кто остался, они возвели [здание] славы, которая, клянусь Аллахом, неистребима!

И когда судьба ранит нас, они залечивают то место, куда был нанесен удар[285].

Сочетание этих трех мотивов, характеризующих контекст темы судьбы в стихах Ас‘ада, необычно для традиционной арабской поэзии. Эта специфическая трактовка темы приобретает функциональный смысл в определенном историко-культурном контексте, которым является соперничество между аднанидами и кахтанидами во второй половине VII — первой половине VIII в., так как она отвечает основным целям культурно-политической деятельности кахтанидов.