Пребудь со мной - [60]
Медоузы жили в небольшом доме с красной гонтовой крышей, далеко за городом, на холме, под широким пологом неба и с видом, открывавшимся на пастбища и купы деревьев. Сдержанную привлекательность этого дома несколько умаляло наличие четырех больших громоотводов, укрепленных на крыше. Их угрожающий вид, размер и целеустремленность как бы говорили: «Мы готовы к любой атаке!» В Эннетской академии, где Дэвис Медоуз преподавал естествознание, его считали странным. На своем столе, в банке с формальдегидом, он держал человеческий мочевой пузырь и с маниакальной настойчивостью рассуждал об угрозе энтропии и о последствиях ядерного взрыва в Хиросиме. Если бы Кэрол и знала о репутации мужа, это не имело бы для нее значения. У нее была открытая и любящая душа, и боль ее, после такой ужасной утраты, облегчилась тем, что Кэрол посвятила себя этому человеку. Несчастье связало их крепкими узами. Кэрол приняла его страх перед угрозой несчастья как что-то совершенно естественное и ничего не говорила ни по поводу уродливых громоотводов, ни о ремнях безопасности, укрепленных Дэвисом на сиденьях в их старом автомобиле. А когда он построил за их домом бомбоубежище, она и к этому отнеслась спокойно и покупала банки консервированных продуктов, койки, свечи, настольные игры. А в летние месяцы она соглашалась не позволять детям купаться в маленьком пластиковом бассейне, пока мужа нет дома.
Какой бы инстинкт ни привел Лорэн Кэски к Кэрол Медоуз, это был добрый инстинкт, так как деликатность Кэрол была естественной и глубокой, и, кроме собственного мужа, она никогда никому ничего из услышанного ею не пересказывала.
— Господь милосердный, я и понятия не имела, что вы живете в такой дали, — сказала Лорэн Кэски в тот первый день, усаживаясь и сбрасывая туфельку на высоком каблуке, а потом тщательно ее вытряхивая. — Боюсь, как бы чулок не поехал.
Она осторожно ступала по гравию, чтобы добраться до парадной двери, и Кэрол, наблюдавшая за нею в окно, почувствовала боль за эту молодую женщину, так нелепо одетую: белый льняной костюм для беременных, с красной окантовкой, на ногах блестящие красные туфельки на высоком каблуке, а с запястья на ремешке свисает плоская красная сумочка.
— Я заблудилась, — объяснила Лорэн, принимая от хозяйки чашку кофе. — Господи, у вас тут один неверный поворот, и так заблудишься, что много дней дорогу будешь искать. Ни на одной дороге нет названия. Почему, ради всего святого, ваши дороги все безымянные?
— Все, кто прожил здесь достаточно долго, знают, куда эти дороги ведут.
Лорэн открыла свою плоскую сумочку, достала оттуда пудреницу.
— Это представляется мне не очень-то гостеприимным — не называть дороги. А можно мне воспользоваться вашей ванной? Как там унитаз, хорошо спускает?
Кэрол указала кофейной ложечкой, куда идти.
— Насколько я знаю, там должно быть все в порядке.
— Тут у вас, на севере, туалеты в некоторых старых домах пугают меня до смерти. А вы знаете, что у Берты Бэбкок туалет сделан так, чтобы походить на отхожее место во дворе?
— Ну, Берта любит историю.
— Какое миленькое местечко! — сказала Лорэн, снова возникнув. — Тайлер терпеть не может, когда я писаю при открытой двери. А как ваш муж? Тоже возражает? Если честно? Тайлер иногда заставляет меня чувствовать себя просто ужасно.
— О, я уверена, он не нарочно!
— Ну, не знаю. Только я терпеть не могу этот вонючий старый дом, в который они нас засунули.
В следующий раз, когда Лорэн появилась в доме Медоузов, небо за окном было пронизано перламутровым сиянием, и для Кэрол оно было словно друг: она указала на небо Лорэн.
— О да, прелестно, — сказала Лорэн, даже не взглянув в окно. — Я стала такая толстая, чувствую себя как корова. Могла бы лежать вон там, на вашем пастбище.
— Но у вас же скоро будет маленький. Совсем скоро, — добавила Кэрол.
На Лорэн было голубое платье для беременных, и ее большой живот несколько опустился.
— Ох, смотрите, он все там заполняет, — откликнулась Лорэн, кивнув в сторону детского манежика, где на полу заснул младший ребенок Кэрол.
Кэрол кивнула. Она не сказала Лорэн, что, когда он спит, она не может отвести от него взгляд.
— Вы не против, если я выкурю сигарету? — Лорэн уже открывала плоскую сумочку, на этот раз голубую. — Не вижу здесь ни одной пепельницы.
— Я сейчас вам ее достану.
— Тайлер терпеть этого не может, так что лучше вы ему не говорите. Он говорит, это очень плохо выглядит, когда жена священника курит.
Кэрол поставила перед ней пепельницу.
— Проповедь Тайлера в воскресенье была просто замечательная. Она произвела на всех очень большое впечатление. И его молитвы…
— Он сам все это пишет, — сказала Лорэн, выдыхая дым как женщина, понимающая толк в курении. — Многие не знают этого, но большинство священников не оригинальны. У них есть книги и журналы с готовыми текстами проповедей и молитв, но Тайлер пишет свои собственные.
— Он — человек одаренный. И говорит не по бумажке.
Лорэн кивнула, положив руку с сигаретой на огромный живот.
— Да, он нравится людям. Они приходят к нему со своими проблемами, понимаете? — Она подняла ладонь. — Не беспокойтесь, я не собираюсь ничего рассказывать.
Колючая, резкая, стойкая к переменам, безжалостно честная и чуткая, Оливия Киттеридж — воплощение жизненной силы. Новый сборник рассказов про Оливию пулитцеровского лауреата Элизабет Страут (премия получена за «Оливию Киттеридж») — это настоящая энциклопедия чувств, радостей и бед современного человека. Оливия пытается понять не только себя, свои поступки, свои чувства, но и все, что происходит вокруг нее, жизнь людей, что попадаются ей на пути. Это и девочка-подросток, переживающая потерю отца и осознающая свою сексуальность, и молодая женщина, которая собралась рожать в разгар праздника, и немолодой мужчина, что не разговаривал с женой целых тридцать лет и вдруг узнал невероятное о своей дочери, а то и собственный сын, который не понимает ее.
Элизабет Страут сравнивали с Джоном Чивером, называли «Ричардом Йейтсом в юбке» и даже «американским Чеховым»; она публиковалась в «Нью-Йоркере» и в журнале Опры Уинфри «О: The Oprah Magazine», неизменно входила в списки бестселлеров но обе стороны Атлантики и становилась финалистом престижных литературных премий PEN/Faulkner и Orange Prize, а предлагающаяся вашему вниманию «Оливия Киттеридж» была награждена Пулицеровской премией, а также испанской премией Llibreter и итальянской премией Bancarella.
Элизабет Страут сравнивали с Джоном Чивером, Стейнбеком и Рэем Брэдбери, называли «Ричардом Йейтсом в юбке» и даже «американским Чеховым»; она публиковалась в «Нью-Йоркере» и в журнале Опры Уинфри «O: The Oprah Magazine», неизменно входила в списки бестселлеров по обе стороны Атлантики и становилась финалистом престижных литературных премий PEN/Faulkner и Orange Prize, а уже известный российскому читателю роман «Оливия Киттеридж» был награжден Пулитцеровской премией. Великолепный язык, колоритные типажи, неослабевающее психологическое напряжение обеспечили ее книгам заслуженный успех, начиная сразу с дебютного романа «Эми и Исабель», который заслужил сравнения с «Лолитой» Набокова и был экранизирован телестудией Опры Уинфри.
После смерти отца Джим и Боб Берджессы вынуждены покинуть родной город – каждый из них по-своему переживает трагедию, им трудно смотреть в глаза окружающим и друг другу. Жизнь братьев складывается по-разному: Джим становится успешным и знаменитым адвокатом. А Боб, скромный и замкнутый, так и остается в тени старшего брата.Проходят годы, и братьям приходится вернуться в родной город, где живут тени прошлого, где с новой силой вспыхивают те страхи, от которых они, казалось бы, смогли убежать.В этом романе, как и в знаменитой «Оливии Киттеридж», Элизабет Страут удалось блестяще показать, сколь глубока человеческая душа и как много в ней того, в чем мы сами боимся себе признаться.
Люси просыпается в больничной палате и обнаруживает рядом собственную мать. Мать, которую она не видела много лет, которая никогда не была с ней нежна в детстве, которая не могла ее защитить, утешить, сделать ее жизнь если не счастливой, то хотя бы сносной.Люси хочется начать все с чистого листа. Быть просто Люси Бартон – забыть, как родители били ее и запирали в старом грузовике, забыть, как ее, вечно грязную и оборванную девочку, унижали и дразнили в школе.Но в то же время взрослой Люси – замужней женщине, матери двух дочерей, автору нескольких опубликованных рассказов – так не хватает материнского тепла.И мать ее тоже одинока, и ей тоже, наверное, не хватает душевной близости.
Новая книга Элизабет Страут, как и ее знаменитая «Оливия Киттеридж», — роман о потерянном детстве. Каждая история в нем — напряженная драма, где в центре — мрачное прошлое и почти беспросветное настоящее. Если детство прошло в домашнем аду, с отцом-насильником, как тяжело будет жить с этим секретом? Можно ли простить родную мать, не сумевшую защитить от жестокости? Одно неверно сказанное слово в детстве может вернуться бумерангом в настоящем, вызвав боль, стыд и отчаяние. Тайны, которые ты тщательно хранишь, в любой момент могут выплыть наружу. В «Когда все возможно» все герои находятся в зависимости от собственного прошлого, а настоящее расставляет ловушки.
Ф. Дюрренматт — классик швейцарской литературы (род. В 1921 г.), выдающийся художник слова, один из крупнейших драматургов XX века. Его комедии и детективные романы известны широкому кругу советских читателей.В своих романах, повестях и рассказах он тяготеет к притчево-философскому осмыслению мира, к беспощадно точному анализу его состояния.
Ф. Дюрренматт — классик швейцарской литературы (род. В 1921 г.), выдающийся художник слова, один из крупнейших драматургов XX века. Его комедии и детективные романы известны широкому кругу советских читателей.В своих романах, повестях и рассказах он тяготеет к притчево-философскому осмыслению мира, к беспощадно точному анализу его состояния.
Памфлет раскрывает одну из запретных страниц жизни советской молодежной суперэлиты — студентов Института международных отношений. Герой памфлета проходит путь от невинного лукавства — через ловушки институтской политической жандармерии — до полной потери моральных критериев… Автор рисует теневые стороны жизни советских дипломатов, посольских колоний, спекуляцию, склоки, интриги, доносы. Развенчивает миф о социальной справедливости в СССР и равенстве перед законом. Разоблачает лицемерие, коррупцию и двойную мораль в высших эшелонах партгосаппарата.
Она - молода, красива, уверена в себе.Она - девушка миллениума PLAYBOY.На нее устремлены сотни восхищенных мужских взглядов.Ее окружают толпы поклонников Но нет счастья, и нет того единственного, который за яркой внешностью смог бы разглядеть хрупкую, ранимую душу обыкновенной девушки, мечтающей о тихом, семейном счастье???Через эмоции и переживания, совершая ошибки и жестоко расплачиваясь за них, Вера ищет настоящую любовь.Но настоящая любовь - как проходящий поезд, на который нужно успеть во что бы то ни стало.
«151 эпизод ЖЖизни» основан на интернет-дневнике Евгения Гришковца, как и две предыдущие книги: «Год ЖЖизни» и «Продолжение ЖЖизни». Читая этот дневник, вы удивитесь плотности прошедшего года.Книга дает возможность досмотреть, додумать, договорить события, которые так быстро проживались в реальном времени, на которые не хватило сил или внимания, удивительным образом добавляя уже прожитые часы и дни к пережитым.
Книга «Продолжение ЖЖизни» основана на интернет-дневнике Евгения Гришковца.Еще один год жизни. Нормальной человеческой жизни, в которую добавляются ненормальности жизни артистической. Всего год или целый год.Возможность чуть отмотать назад и остановиться. Сравнить впечатления от пережитого или увиденного. Порадоваться совпадению или не согласиться. Рассмотреть. Почувствовать. Свою собственную жизнь.В книге использованы фотографии Александра Гронского и Дениса Савинова.
Вот уже тридцать лет Элис Манро называют лучшим в мире автором коротких рассказов, но к российскому читателю ее книги приходят только теперь, после того, как писательница получила Нобелевскую премию по литературе. Критика постоянно сравнивает Манро с Чеховым, и это сравнение не лишено оснований: подобно русскому писателю, она умеет рассказать историю так, что читатели, даже принадлежащие к совсем другой культуре, узнают в героях самих себя. В своем новейшем сборнике «Дороже самой жизни» Манро опять вдыхает в героев настоящую жизнь со всеми ее изъянами и нюансами.
Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.
Трумен Капоте, автор таких бестселлеров, как «Завтрак у Тиффани» (повесть, прославленная в 1961 году экранизацией с Одри Хепберн в главной роли), «Голоса травы», «Другие голоса, другие комнаты», «Призраки в солнечном свете» и прочих, входит в число крупнейших американских прозаиков XX века. Самым значительным произведением Капоте многие считают роман «Хладнокровное убийство», основанный на истории реального преступления и раскрывающий природу насилия как сложного социального и психологического феномена.
Роман «Школа для дураков» – одно из самых значительных явлений русской литературы конца ХХ века. По определению самого автора, это книга «об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности… который не может примириться с окружающей действительностью» и который, приобщаясь к миру взрослых, открывает присутствие в мире любви и смерти. По-прежнему остаются актуальными слова первого издателя романа Карла Проффера: «Ничего подобного нет ни в современной русской литературе, ни в русской литературе вообще».