PRDj. Тактика выживания «Норма» и стратегия выживания «Контекст» - [12]

.

С креативностью дело обстоит примерно так же. Есть мыслительный процесс и коммуникация, уместная в том или ином контексте, а самой по себе креативности нет. Креативность – это часть мифологии.

Тревога

Тревога – одно из главных свойств тактики выживания «норма». В XIX веке датский философ Сёрен Кьеркегор, среди прочего, говорит, что тревога – это нормальное состояние городского жителя14. В конце XX века почти все маркетинговые стратегии строятся либо на усилении чувства тревоги (ох, я же не соответствую «норме»! ), либо на снятии тревожного ощущения (ничего страшного, любая «норма» вариативна). По сути, усиление или снятие тревожного ощущения – это один и тот же процесс. Чтобы усилить или снять ощущение тревоги требуются одни и те же инструменты. При этом сама по себе тревога как ощущение несоответствия принятым нормам нужна, по большому счету, только для того, чтобы контролировать «норму». А тот факт, что «норма» непредсказуемо изменчива, только усиливает ощущение тревоги.

2. Контекст

Почему мы так много говорили о костюме в рамках этого текста? Мало того, будем говорить еще. Тому есть несколько причин. Во-первых, все вестиментарные (т.е. в общем случае связанные с одеждой) практики – это интуитивно понятная и принятая коммуникационная система. На примере того, как функционирует костюм, удобно объяснять то, как работает тактика выживания «норма». Мы все пользуемся этой системой, и мы все видим, как работает норма. Сам процесс коммуникации при помощи костюма можно проецировать практически в любую область отношений в сообществах.

Во-вторых, то, как функционирует костюм в обществе, само по себе уже сейчас является прекрасной метафорой того, как будут работать коммуникации в будущем, когда машинный интеллект проникнет во все сферы человеческих отношений. Или, другими словами, если так трудно предсказывать моду, то почему миллионы людей выбирают, в общем-то, примерно одинаковую одежду? Дело не только в том, что чисто технологически у людей нет доступа к другим формам одежды. Они, в общем, есть. Важно то, что коммуникация в рамках тактики выживания «норма» предполагает наличие одного, понятного всем, языка, а костюм – один из самых показательных, доступных каждому, примеров того, как работает «нормирование», и как при помощи «нормы» можно общаться.

Продолжим разговор о контексте. В качестве примера того, почему контекст важен, приведу такой пример. В романе Льва Толстого «Анна Каренина» есть важная сцена – сцена бала у Щербацких. Анна приезжает в Москву из Санкт-Петербурга, чтобы помирить своего брата Стиву Облонского и его жену Долли, которая застала мужа с гувернанткой. Для Долли как для дворянки ситуация самая ужасная и унизительная: ей пренебрегает муж, причем не просто изменяет, а делает это с гувернанткой. При этом сама Долли не знает, что делать. Она не может забрать детей и уехать в деревню или к родителям, потому что правила жизни в том обществе предполагают, что после того, как она вышла замуж, они с мужем, со Стивой – одна семья. Собственно, с этого начинается роман. Анна приезжает и находит нужные слова. Она говорит, что как женщина она понимает Долли, но по-христиански та должна простить. Долли прощает Стиву и все снова становится хорошо.

Профессор иудаики, германистики и славистики Драган Куюнджич в статье «Прощение женщины в «Анне Карениной» высказывает такую версию: одной из задач романа, возможно, являлась демонстрация функционирования механизма прощения в обществе времен Льва Толстого и Анны Карениной. Таким образом, это роман про современников писателя. Общество того времени, по мнению исследователя, «цементируется», среди прочего, еще и тем, что всегда существует механизм прощения. Именно поэтому эпиграфом к роману стоит строчка из Послания ап. Павла к Римлянам «Мне отмщение и аз воздам». Эти слова как раз и указывают на то, как именно должен работать механизм прощения, чтобы общество продолжило существовать в рамках заданной «нормы». В романе Стива просит прощения у Долли, Китти просит прощения у Левина. Единственный человек, который не вписывается в эту систему – это сама Каренина. В какой-то момент к ней приходят почти все второстепенные герои романа и говорят, что муж ее простит, если она попросит прощения. На что Анна им каждый раз отвечает, что она ни в чем не виновата, она не грешна, просить прощения не за что и так далее.

Итак, помирив Долли и Стиву, Анна отправляется на бал к Щербацким. Это важная сцена – она присутствует во всех экранизациях романа. Вот как эта сцена выглядит у автора: «Анна стояла, окруженная дамами и мужчинами, разговаривая. Анна была не в лиловом, как того непременно хотела Кити, но в черном, низко срезанном бархатном платье, открывавшем ее точеные, как старой слоновой кости, полные плечи и грудь и округлые руки с тонкою крошечною кистью. Все платье было обшито венецианским гипюром. На голове у нее, в черных волосах, своих без примеси, была маленькая гирлянда анютиных глазок и такая же на черной ленте пояса между белыми кружевами. Прическа ее была незаметна. Заметны были только, украшая ее, эти своевольные короткие, колечки курчавых волос, всегда выбивавшиеся на затылке и висках. На точеной крепкой шее была нитка жемчугу.»