Праздный дневник - [9]

Голубь музыку гулит,

Высоко паря над кущей.

И такая, глянь, трава,

И такое время века,

Что кружится голова

И подрагивает веко.

С неба падает звезда,

Грудь навылет пробивая…

Хорошо, хоть иногда

Жизнь случается живая.

3 июля 2009

* * *

Слава Богу, встает трава,

Слава Богу, деревья стойки,

Жизнь мучительна и не мертва

От рассвета до поздней койки.

Душу ранят уже не дела,

Не слова, не звонки, не жесты.

Не судьба, что была и сплыла

В белом платье вдовы-невесты.

Разложу на столе дома,

Страны счастья и реки боли.

Посхожу, как всегда, с ума

В не моей, но привычной роли.

Посажу наобум цветы —

Ветку розы и каплю моху.

Хорошо, что моложе ты

На одну не мою эпоху.

Разливаю по чашкам чай.

Кто ты есть и откуда родом?

Ах, как пахнет у ног молочай

Вечной свадьбой и ранним медом.

9 июля 2009

* * *

Цветы сирени высохли давно,

И дятел спит с открытыми глазами,

И жизни домотканое сукно

Как знамя развевается над нами.

Устав забот затвержен наизусть,

Душа разъята на четыре части,

Напиток терпкий – музыка и грусть —

Давно сильней и разума, и страсти.

Вот замер звук, вот вздрогнула струна,

И чей-то зов сквозь шорохи и вздохи.

Я сделал полглотка казенного вина

И прозевал мгновенно пол-эпохи.

Орудий гул затих, но не умолк,

И старый пруд затягивает тина,

Качал нас в люльке не туземный волк,

А в смерть пасет какая-то скотина.

Кровь не бурлит, но, кажется, течет,

Удача тоже не проходит мимо,

Я думал – нечет, оказалось – чет…

Но на кону ни пенни, ни сантима.

11 июля 2009

* * *

Стена уходит в никуда,

И крыша застит свет.

Я не даю себе труда

Сказать ни «да», ни «нет».

Завяли лилии в саду,

Желтеет мох на пне.

И лишь миндаль расцвел в аду

Некстати, как во сне.

Повеял красный ветерок,

И дым качнулся вбок,

И смотрит горестно пророк,

Куда не смотрит Бог.

А там пустыня и зола,

Где мир сходил с ума,

И где царило царство зла —

Развалины и тьма,

Коза с косой наперевес

И гипсовый горнист.

И над могилой свежей бес,

Сутул и неказист.

25 июля 2009

* * *

Что мне приснится во сне моем праздном,

Что померещится в тусклом быту?

В мире прекрасном, таком безобразном,

Жили ползком и умрем на лету.

Кружатся в вальсе прилежно уроды,

Катится с неба привычно звезда.

Солнце не ведает века и моды.

Только за тучей живет иногда.

Катится резво пустая дорога,

Спит колесо неподвижно в ночи,

Жизнь, как и смерть, молода и двунога,

Хочешь – покайся, а хочешь – молчи.

Медные клены качают ветвями.

Птицы щебечут, и черви немы.

Что это, Господи, сдеялось с нами,

Были наотмашь, а стали не мы.

Бьемся навзрыд в нарисованном мире,

В мире, где в клетку разлит окоем.

Служим мишенями плоскими в тире,

Падаем с лязгом и молча встаем.

10 августа 2009

* * *

Не трагична жизнь, статична —

Гонка, полымя, вино.

Жить бессмысленно привычно

И недавно, и давно.

Звезды падают на крышу,

О березу трется ель.

Никого давно не слышу

Сквозь сумятицу и хмель.

Тень фламандца над диваном.

Краснопевцев у окна,

Кость, даренная шаманом,

И безделица одна —

Черный крест времен Нерона,

В римской саже и дыму,

Что нашел во время оно

Раб в разрушенном дому,

В деревянном водостоке.

Вечер был щемящ и тих.

Нам с тобой бы эти сроки…

Впрочем, хватит и своих.

И пока в стекле не сухо,

Влагу пей и Бога славь.

Еле слышно слышит ухо

Вздох раба, слышней чем явь.

14 августа 2009

Из книги «Сон серебряного века»

* * *

Не беда, что не сразу доходит наш голос до века,

Не беда, что уходим мы раньше, чем голос доходит,

Ведь не сразу священными стали Афины, и Дельфы, и Мекка,

Да и тех уже слава, как солнце, зашла или ныне заходит.

И Пиндара строфа, и слова Иоанна, как лава, остыли,

Усмехнется душа на наивный призыв толмача – «не убий!».

Сколько раз наше тело, и душу, и память убили,

А бессильных убить выручал своим оком услужливый Вий.

Наши дети растерянно тычутся в землю своими губами,

Но и эти сосцы истощили запасы надежды, желаний и сил,

Не спасает уже ни пробитое небо, нависшее низко над нами,

Ни истории миф, ни раскрытое чрево распаханных веком могил.

Все морали забыты, истрачены, съедены и перешиты.

И религией скоро объявят и горький Отечества дым.

Наша жизнь и планета невидимо сходят с привычной орбиты.

Так до наших ли детских забот – быть услышанным веком своим.

6 августа 1965

* * *

Ты видишь —

Иду по земле.

Суковатая палка

Мне помогает в пути.

Смилуйся, Боже,

Она устала,

Поставь ее деревом у дороги —

А мне все равно идти дальше.

Ты слышишь,

Как сердце,

Уставшее биться,

Просит покоя.

Смилуйся, Боже,

Останови сердце —

А мне все равно идти дальше.

Земля —

Она тоже устала вертеться.

Смилуйся, Боже,

Останови землю…

А мне все равно идти дальше.

11 августа 1965

* * *

Алле Латыниной

в час рождения дочери

Юлии Латыниной

Да простится мне боль твоя,

Что глаза мои видят свет,

Что руки держат перо,

Что думать могу о тебе —

Да простится мне это все…

16 июня 1966

4

– Разве это искусство, – спросил я однажды у дятла, —

Деревья расписывать клювом упругим?

– При чем тут искусство? – ответил мне дятел, —

Я просто тружусь, семье добывая немного еды…

– И себе, – я громко ему подсказал.

Но мой собеседник, ответом своим увлеченный, меня не услышал.

– …Как эти деревья, растрескав иссохшую землю, —

Витийствовал дятел, —

Гонят к вершинам ветвей и родившимся листьям

Соки земли.

А то, что рисунок моих разрушений

Заставил тебя заподозрить, что я занимаюсь искусством, —