Праздники православной церкви - [23]
Сходство мифов несомненно.
Заимствуя и перерабатывая применительно к мифической жизни Иисуса Христа ветхозаветный миф о преображении Моисея, авторы евангелий стремились показать, что Иисус Христос по достоинству не только не ниже главного героя иудейского Ветхого завета — пророка Моисея, но даже выше его. Поэтому и преображение Иисуса изложено евангелистами как более чудесное и более разительное, чем преображение Моисея. И если бог на Синае назвал Моисея своим пророком, то Иисус вторично громогласно был объявлен им возлюбленным сыном божьим с добавлением: «Его слушайте» (Матф., гл. 17, ст. 5). Таким образом, содержание евангельского мифа о преображении Иисуса Христа раскрывает и его назначение. Он понадобился раннехристианским проповедникам для того, чтобы возвысить Христа и тем самым облегчить пропаганду христианства и нанести еще один удар по иудаизму.
Мотивы преображения имеются также в мифах многих языческих культов.
В IV в., использовав евангельский миф о преображении господнем, христианская церковь ввела в свой календарь религиозный праздник, посвященный этому «событию». Праздник этот привился далеко не сразу и не везде. Первыми праздник ввели у себя восточные церкви, соединив его с местными языческими праздниками, посвященными уборке урожая.
На католическом Западе праздник преображения получил признание значительно позже. Даже в XII в. н. э. его отмечали лишь немногие. Утверждению праздника преображения на католическом Западе способствовало следующее событие.
В середине XV в., уже после завоевания Византийской империи, турки стали занимать балканские и при-дунайские страны. После ряда побед они в 1456 г. потерпели сокрушительное поражение под Белградом. Это остановило их движение на запад. Так как сражение под Белградом произошло 6 августа, в день преображения, то папа Каллист поспешил объявить победу «христианского оружия» над неверными результатом помощи бога, а праздник преображения объявил особо важным, сделав его обязательным для всех католиков. Таким образом, в обиход католической церкви праздник преображения введен только в XV в.
На Русь праздник преображения был занесен из Византии вместе с христианством. По времени он приходился здесь на конец лета. Уже начинались холода, чувствовалось приближение осени. Это нашло свое отражение в крестьянских поговорках-приметах: «Со спаса-преображения погода преображается»; «После второго спаса — дождь-хлебогной»; «Пришел второй спас — бери рукавицы про запас». В сельскохозяйственном производстве со второго спаса обычно начинали сев озимых и сбор урожая целого ряда огородных и садовых культур. В первую очередь это относилось к яблокам. До праздника преображения, по учению православной церкви, есть яблоки считалось большим грехом. Это несомненный пережиток дохристианского, языческого табу (запрета). Такие запреты преследовали ряд целей и подчас имели определенный хозяйственный смысл. Запрет употреблять в пищу, например, яблоки до определенного срока обеспечивал их лучшее созревание, предохранял людей от возможных заболеваний, связанных с употреблением в пищу незрелых плодов.
Православная церковь придала этому запрету религиозную окраску, объявив употребление яблок в пищу раньше преображения величайшим грехом. Церковь установила даже специальные наказания за нарушение этого запрета. В то же время подобные религиозные запреты свидетельствуют о стремлении церкви подчинить своему влиянию, регламентировать буквально все стороны жизни и деятельности человека.
Таким образом, праздник преображения в быту был пнем первой пробы яблок, яблочным праздником. Отсюда и его название — яблочный спас. В этот день несли в церковь яблоки и другие фрукты и овощи и укладывали на расставленные на паперти столы. После обедни священник выходил из церкви и благословлял принесенные плоды, читал над ними молитву. За это верующие отсыпали ему в особые корзины так называемые начатки, т. е. часть принесенных овощей и фруктов. После освящения и благословения священника их можно было употреблять в пищу.
До революции в России верующие крестьяне по традиции начинали озимый сев только, с преображения. Такое планирование сельскохозяйственных работ по святцам не позволяло придерживаться рациональных сроков сева, которые для каждого района страны были различны. Строгое следование религиозным поверьям сеять «от преображения до Флора» (18 августа) приводило к снижению урожая.
ВЕРБНОЕ ВОСКРЕСЕНИЕ, ИЛИ ВХОД ГОСПОДЕНЬ В ИЕРУСАЛИМ (за неделю до пасхи)
Следуя принятому нами порядку рассмотрения праздников, посвященных Христу, в той последовательности, в какой совершались, согласно христианским мифам, события его жизни, мы теперь должны остановиться на празднике вербное воскресение. Этот праздник имеет и второе церковное название —вход господень в Иерусалим. Он считается одним из важнейших праздников христианства и относится к числу двунадесятых праздников.
Вербное воскресение — это канун так называемой страстной недели, которая непосредственно примыкает к празднику пасхи. Поэтому, как и пасха, вербное воскресение не имеет твердой календарной даты.
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.